Для меня это было новостью: не сама вероятность войны, а то, что он так твердо в нее верит.
— Допустим, но ты-то здесь при чем?
— Мы все будем воевать, Грегори, все. И ты тоже. Вот что имела в виду Дороти. Может, она это почерпнула из моей головы, или я набрался от нее, или мы узнали из разных источников. Так или иначе, это правда. Примерно через год или даже раньше начнется война. — Он произнес это спокойно (Джок никогда не пытался произвести впечатление на собеседника), просто констатируя факт.
Я принялся спешно вспоминать другие предсказания его сестры.
— Значит, вот что она имела в виду… Прости, Джок, но я ей не верю.
— Вот и славно, Грегори. — Он широко улыбнулся. — Что нынче дают в «Империале»?
Браддерсфорд, ждавший меня за стенами особняка, тоже не поверил Дороти: даже уличные фонари, казалось, говорили, что я провел вечер в компании чудаков. Но часть моей души — та, что с опаской вглядывалась в темные углы, ожидая, что в любую минуту луч света выхватит из мрака создание из ночного кошмара, — вовсе не была так уверена. «Да ведь она чокнутая!» — говорил я этой части своей души. «Я тоже», — шептала в ответ она.
На следующий же вечер, это я четко помню, я отправился в гости к Элингтонам, хотя и не знал, кто из них будет дома. Погода была скверная, с порывистым ветром и моросящим дождем. Но мне было необходимо с кем-нибудь поговорить и желательно с кем-нибудь из Элингтонов. Дверь открыла Джоан. Она сказала, что внизу сейчас только она и маленький Дэвид. У Евы разболелась голова, и она легла спать; Бриджит где-то репетирует; мистер и миссис Элингтон наверху собирают вещи — утром мистер Элингтон отправляется в командировку на материк. (Оливер, понятное дело, был в Кембридже.) Мы вошли в длинную гостиную, и Дэвид на четыре секунды оторвался от книги, чтобы спокойно и четко со мной поздороваться. Мы сели, однако Джоан явно не сиделось.
— Как там на улице? — спросила она.
— Темно, ветрено и мокро, — ответил я.
Она вскочила.
— Давай прогуляемся. Умираю, как хочу подышать воздухом. Пойдем, у тебя хороший плащ, у меня тоже.
Спустя тридцать с лишним лет я по-прежнему вижу, как мы собирались на прогулку: Джоан застегнула плащ и надела твидовую шляпу с мягкими обвислыми полями, которая придала ее красивому бледному лицу этакую разнузданную притягательность; мутные желтые пятна уличных фонарей; мерцание влажных листьев лавра и бирючины; рокот далеких трамваев, ползущих по дорогам подобно золотым жукам. Я вновь ощущал руку Джоан на своей руке, когда мы, борясь с непогодой, сворачивали за углы, и щеки мне жег ледяной ветер с черных гор.
