Но как же случилось, что их светлостей, Кору с Кларис, удалось упрятать от людей, а те, не моргнув глазом, спустили подобное беззаконие?
А его никто и не спускал, ибо для Горменгаста тетушки вот уж два года как умерли и были с соблюдением множества символических ритуалов похоронены в гробнице Гроанов, где и поныне лежали две куклы, вылепленные Стирпайком из воска ради этого кошмарного предприятия. За неделю до того, как манекены были опущены в причитающиеся им саркофаги, в покоях Двойняшек обнаружено было письмо — как будто б от них, в действительности же — подделанное молодым человеком. Страшные сведения содержались в нем: оказывается, бесследно исчезнувшие сестры семьдесят шестого Графа, решились покончить с собой, для чего тайком покинули замок, дабы свести счеты с жизнью в одном из ущелий горы Горменгаст.
Сколоченные Стирпайком поисковые отряды никаких следов не нашли.
В ночь перед тем, как нашли их записку, Стирпайк отвел Двойняшек в занимаемые ими ныне комнаты якобы для осмотра двух скипетров, на которые он случайно наткнулся и которые заново вызолотил.
Все эти события произошли, казалось, давным-давно. Титус был тогда совсем еще маленьким. Флэя только что изгнали из Замка. Сепулькгравий и Свелтер растаяли в воздухе. Исчезновение Двойняшек, присовокупившееся к исчезновению этих троих, на какое-то время изменило облик Замка, наполнив его ноющей болью, — словно человека, который разом лишился нескольких зубов. Теперь раны кое-как затянулись, а облик вновь стал привычным. В конце концов, Титус-то жив-здоров, а значит — продолжению Рода ничто не угрожает.
Сейчас Двойняшки сидели в комнате, проведя день в молчании, протянувшемся дольше обыкновенного. Лампа, стоявшая на железном столе (она горела весь день), давала им достаточно света для вышивания, но по какой-то причине ни та, ни другая вышиванием нынче заниматься не стали.
— Как долго тянется жизнь! — наконец сказала Кларис. — Иногда мне кажется, что с ней и связываться-то не стоило.
— Насчет связываться я ничего не знаю, — ответила Кора, — но раз уж ты открыла рот, я имею право сказать тебе, что ты, как обычно, кое о чем забыла.
— О чем я забыла?
— Ты забыла, что вчера это делала я, а сегодня твоя очередь — вот о чем.
— Какая еще очередь?
— Утешать меня, — откликнулась Кора, не отрывая взгляда от железной ножки стола. — Ты можешь заниматься этим до половины восьмого, а потом настанет твоя очередь предаваться унынию.
