Сам дворец стоял на холме. Ходили слухи, что тот насыпан вручную, и не один подневольный работник лег от непосильного труда в землю, на которой затем вырос густой вишневый сад. В Югоре не было других возвышенностей, поэтому внушительное здание виделось издалека – оно напоминало белого дракона с редкими красными чешуйками крыш, свившегося кольцами.
Запутанные дорожки петляли между тяжелыми валунами и живыми изгородями в половину высоты человеческого роста. Они были нужны не столько для красоты, сколько для того, чтобы заставить противника, решившего атаковать резиденцию, растянуться цепочкой и стать легкой мишенью для лучников, затаившихся наверху.
Узкая дорога, мощенная серым камнем, выводила к решетке, возле которой замерли невысокие человеческие фигурки.
Под ярким палящим солнцем стояли два худых, обожженных солнцем крестьянина. Они робко поглядывали по сторонам, переминались с ноги на ногу, оглушенные роскошью золоченых ворот, за которыми зеленел великолепный сад сакуры, укрывающий дворец.
Оба пришли жаловаться на неурожай и желали получить немного денег для покупки новых семян.
Сурового вида оружейник с тремя мечами, бережно завернутыми в замасленную тряпку, свысока поглядывал на соседей. Видно, хотел подарить свои изделия наместнику – и ожидал, что тот, потрясенный тонкостью работы, даст ему заказ на новые клинки или возьмет к себе на службу.
Долговязый важный старик вполголоса давал наставления десятилетнему мальчишке. Похоже, мечтал пристроить на работу к правителю провинции смышленого внука, маявшегося от жары и нового костюма, в который его обрядили перед визитом к воротам наместника.
Дородная молочница, каждую минуту вытирающая потное краснощекое лицо, прижимала к обширной груди крынку. Быть может, грезила попасть работать на кухню господина Акено или хотя бы носить туда молоко и масло. Заметно было, что ей до смерти хочется поболтать, но она не решается начать разговор первой.
Наконец молчание было прервано.
– Солнце-то как печет, – задумчиво произнес один из крестьян, проводя морщинистой рукой по лысой, коричневой от загара голове, – утро, а словно полдень.
– В позатом году то же было, – немедленно откликнулась молочница, довольная, что все-таки получила повод высказаться. – Когда господа заклинатели дёта-набениша призывали, чтобы крыс зловредных изловить.
– Набениша призвали, а урожай спалили, – проворчал второй крестьянин, сутулый, в широкополой шляпе, низко надвинутой на лоб.
