— Истинно так, — ответил Эслан. — Я не отрицаю этого.
— О Эслан! — шептала Сьюзен на ухо Льву. — Неужели же… нет, не может быть… ведь вы его не отдадите? Разве нельзя что-нибудь сделать с этим Великим Заклятьем? Наверняка вы можете отменить его!
— Отменить Великое Заклятье? — переспросил Эслан, нахмурился и так глянул на Сьюзен, что после этого никто бы не осмелился лезть к нему с советами.
Эдмунд же, стоя по другую сторону от Эслана, все так же, не отрываясь, смотрел на него. Хотел было что-то сказать, но горло перехватило, и тут он понял, что от него сейчас требуется одно — выслушать и исполнить.
— Оставьте нас, — молвил Эслан, обращаясь ко всем. — Я буду говорить с Ведьмаркой с глазу на глаз.
Все отошли. Было странно видеть, как Лев и колдунья мирно беседуют. Было страшно ждать их решения. Люси не выдержала и заплакала. Питер, отвернувшись, глядел на море. Бобры обнялись и понурили головы. Кентавры в тревоге рыли землю копытами. И такая стояла тишина, что слышно было гуденье шмеля в траве, и посвист птицы в лесу у подножия холма, и шелест листьев. А беседа Эслана с Бледной Ведьмаркой длилась и длилась.
Наконец раздался голос Эслана.
— Можете приблизиться, — сказал он. — Все улажено. Она больше не требует крови вашего брата.
И по всему холму пронесся шум, так, словно толпа все это время стояла, затаив дыхание, и вот все разом вздохнули и разом заговорили.
Ведьмарка уже спускалась с холма, как вдруг обернулась — лицо ее было исполнено злобного торжества — и спросила:
— А что, Лев, если ты не исполнишь обещанного?
— Хар-р-р-ах! — взревел Эслан, вставая на задние лапы.
Огромная львиная пасть раскрывалась все шире и шире, рычание становилось все громче и громче, и Бледная Ведьмарка, вытаращив глаза, раскрыв рот, задрала свои юбки и задала стрекоча.
Как только Ведьмарка сбежала, Эслан сказал:
— Нам нельзя здесь больше оставаться — это место предназначено для другого. Сегодня вечером мы станем лагерем у Берунских Бродов.
Разумеется, им до смерти хотелось знать, о чем он договорился с Ведьмаркой, но львиный лик был строг, а в ушах у всех еще не стихло рычание, и никто не осмеливался заговорить с ним об этом.
Сперва завтракали под открытым небом прямо на травке — солнце стояло уже высоко, и роса высохла, — потом собирались в дорогу, сворачивали шатер, паковали поклажу, и только часа в два пополудни выступили. Шли на северо-восток, не спеша, до Берунских Бродов было недалеко.
