Разваливался стародавний казацкий уклад жизни, когда все казаки–станичники составляли одно целое. Все круче вскипала ненависть, разделяющая станичных богатеев и бедноту.
Чтобы поднять дух казачества, в церкви каждое воскресенье священник читал проповеди о терпении народном и справедливости войны с супостатами. Но слушали люди эти проповеди уже не с той верой, что раньше. Даже Матюха Рыженков, не раз поучавший соседей, что война— божье наказание, и тот не вытерпел однажды и спросил священника во время проповеди:
— А как же теперь понимать, батюшка, первую заповедь божию — «не убий»?
Все оглянулись на него. Священник оторопело вскинул брови. А Матюха стоял, опершись на свой костыль, и смотрел на священника чистыми детскими глазами.
И вдруг вместо священника кто‑то крикнул:
— Ага, и тебя заело! У тебя одного сына на хронт взяли! А у меня было два сына, как два глаза, и нет их, погибли оба!
В церкви зашумели, зарыдали женщины. Священник поторопился закончить проповедь казённой фразой: «Христос терпел и нам велел!»
Прибывали на побывку к своим больные да покалеченные. Возвращаться на фронт не торопились. Демобилизованные по инвалидности казаки из бедноты шли работать на мельницы, маслобойки, на чугунку.
На станичной сходке выборных стариков атаман с горечью говорил:
— Господа старики! Омужичились наши сыновья-фронтовики! Своевольничают, якшаются с иногородними. Не будет путя из такого. Померкнет наша слава казачья. Есть слухи, что многие недовольны царём–батюшкой. Необходимо пресекать всякие такие разговоры, чтобы не пал позор на наши седые головы, чтобы не потеряли мы землю свою, кровью завоёванную нашими дедами, прадедами, чтобы худая слава не легла на старолинейных казаков.
— Война уж больно долгая. Такая война, конешное дело, к хорошему не приведёт. Замирения что‑то не видно! — нехотя возразил один из. стариков.
Атаман поморщился. Не такого ответа он ждал. А начальство забрасывало атамана тревожными бумагами. Да и сам он видел, что в станице не все ладно. В Хамселовке появлялись подозрительные люди. Проводили тайные сборища. Выявить их не удавалось. Но доподлинно знал атаман, что скрывали таких людей и казаки-фронтовики. Были и дезертиры среди казаков. Подворная облава ни к чему не приводила, только злила людей.
— Ищут смутьянов и дезертиров, а того не видят, как гибнет народ, — говорили старики.
— Ничего, отольются кошкам мышкины слёзки! — Эти слова смело в глаза атаману бросали вдовы, потерявшие мужей на фронте.
