Видя, что ей не удержать падающего воза, Ганка кубарем скатилась с него. Почуяв неладное, быки остановились, а туго увязанный воз медленно перекинулся на обочину дороги. От досады Ганка всплеснула руками, плюхнулась в густой придорожный бурьян и заплакала.
Быки понуро стояли и виновато вздыхали. Сзади послышался скрип второй мажары.
Мишка тревожно искал глазами сестру, испугавшись, что её могло придавить возом, но, увидев её в бурьянах, стал упрекать:
— И куда ты гляделки свои задевала? Чего ревёшь теперь? Поднимайся! — Он потянул её за кофту.
Ганка поднялась злая, красная, вся в репьях. Мишка рассмеялся. Когда мажара была освобождена от сена и поставлена на место, Мишка приложил правую руку к щеке и по–бабьи визгливо пропел:
А поутру она проснулась,
Кругом помятая трава…
Сестра, смеясь, полезла на мажару принимать сено, которое Мишка стал ловко подавать навильниками. Стожок быстро был подобран и увязан.
И снова, как две большие черепахи, поползли по степи мажары. Тихо и жарко. Ни одна былинка не шелохнётся, разве только качнёт её толстобрюхий богомол, ловко хватая зазевавшихся мошек.
Впереди, на косогоре, увидели всадника. Он быстро приближался. И казалось, не конь скачет по степи, а катится серый шар по зелёному полю.
— Калмык за сухарями катит! — крикнул Мишка.
— Вижу! Сухарь–мухарь просить будет!
Молодой, лет семнадцати калмык, чёрный от загара, в малахае, сидел боком на степном маленьком скакуне. Еще издали он улыбался, показывая белые как снег зубы. Он подскакал к возу Ганки и закружился вокруг него, пытаясь остановить быков.
— Эй, эй, девка! Дашка–Машка, сухарь–мухарь даёшь? Сухарь–мухарь! Эй! — калмык кричал и босыми пятками бил в бока своего коня.
Быки остановились. Ганка подняла кнут и завертела им над своей головой:
— А этого не хочешь!
Калмык рассмеялся. Он прижал руку к сердцу и весело крикнул:
— Зачем бить? Женить, сватать буду Машку!
— Ишь ты, жених какой нашёлся! А ну, проваливай, а то огрею кнутом!
В это время Мишка достал засаленную торбу и, выбрав из неё кусок присохшего калача, подозвал к себе калмыка:
— Эгей! Кунак, на сухарь–мухарь!
Калмык на ходу ухватился за верёвку рубеля, весело взвизгнул и быстро, как кошка, вскарабкался к Мишке. Блестя раскосыми глазами, он стал уплетать хлеб, съел, облизнулся, искоса поглядел на торбу.
— Што, ещё сухарь–мухарь? — Мишка запустил руку в торбу и долго шарил в ней. Калмык с нетерпением ждал. Мишка вытащил руку и поднёс к глазам калмыка кусок свиного сала.
