Постепенно карусели замедляли ход, останавливаясь. Вместе с другими сошла с них и Нюра. Мать Митьки подошла и заглянула ей в лицо, ласково спросила:
— Ты чья будешь, девушка?
— Ковалева, Лексахи Ковалева внучка, — простодушно ответила Нюра.
— Лексаху‑то знаю, как не знать, да и нас‑то, Заводновых, добрые люди в округе тоже знают.
Мать Митьки откровенно разглядывала девушку.
Нюра, поняв, зачем Заводнова подошла к ней, взглянула на рябого Митьку и торопливо отошла. А тот красный как варёный рак в замешательстве мял полу бешмета.
Тарас поглаживал свою окладистую бороду. Он был доволен смотринами: лучшей невесты для его Митьки и не сыскать во всей станице.
— Ну, теперя, парень, вот, возьми грошей. Иди гуляй! А мы с матерью пойдём в гости.
Митька обрадовался, что наконец кончились его мучения, и бросился к цирку искать друзей.
Наступали сумерки. Гасли последние краски заката. На небо выкатилась большая красноватая луна. Люди расходились и разъезжались по домам. Расставшись с подругами, Нюра свернула в заросший акациями переулок.
Вдруг сбоку метнулась тень…
— Ай! — вскрикнула Нюра.
— Молчи. Это я, — прошептал Архип.
— Тоже придумал, — рассердилась Нюра. — Пусти…
— А ты не убежишь?
— Не убегу, — пообещала Нюра. Она уже пожалела о том, что была с ним резкой.
Хрустнула ветка.
— Ой, что это?
— Видно, кошка. Пойдем в сад, там пас никто не увидит.
Подождав немного, они перелезли через плетень и оказались под яблоней. Архип поднял Нюру и усадил на толстую ветку.
Нюра закинула ему па плечи слабеющие руки, прижалась к его груди…
На колокольне пробило двенадцать раз. Испуганные звоном, громко заплакали сычи. Где‑то далеко–далеко устало пиликала гармошка. По кочковатой дороге продребезжала бричка с подгулявшими казаками. Над садом сверкали, переливаясь, Стожары.
Нюра шла домой по переулку, а Архип, легко перемахнув через каменный забор, не торопясь пошёл огородами.
Стукнула калитка, заворчали и успокоились собаки. Пугливой тенью метнулась Нюра к двери дома. И тут же услышала ворчливый голос матери:
— Поздно что‑то ты стала приходить, Нюрка. Гляди, ума не прогуляй! Девичью честь потеряешь — весь род наш опозоришь и жизню свою разобьёшь.
Слушая укоры матери, Нюра поспешно сбросила платье. Не успела она юркнуть под одеяло, как заскрипели половицы, послышался глухой старческий кашель Деда. Он забубнил, точно бухая в барабан:
— Это Нюрка, што ли, пришла?
Поля не отвечала. А Нюра, крепко прижавшись к подушке, просила её не отзываться.
