— Ата, а то как лее! При новой власти женщинам дорога, а мужчинам тротувар, — созорничала одна из баб.
Ее подружки оглядели Бочарникова и Рыженкова, одетых в латаные штаны и рубахи, зафыркали:
— Прибедняются. Бешметы с черкесками в сундуки небось спрятали, табаком пересыпали.
Илюха обернулся:
-— Нехай полежат до поры. Может, ещё пригодятся!
Набат смолк.
На трибуну поднялись секретарь комячейки Петро и военком Архип. Высокий, стройный, в будёновке, в шинели с малиновыми «разговорами», Архип выглядел удальцом–молодцом.
Петро поднял руку:
— Товарищи граждане и гражданки! На повестке дня один вопрос: объявление обязательного постановления Кубано–Черноморского революционного комитета от 1 апреля 1920 года. Слово предоставляется товарищу военкому.
Архип откашлялся, острым взглядом посуровевших синих глаз оглядел собравшихся и громко стал читать:
«Четырехлетняя империалистическая бойня и гражданская война истощила страну вообще, а Кубано–Черноморскую область в особенности. Война истощила и сельскохозяйственные силы края. Земледельчеркие орудия и машины изношены, скот и лошади пошли на удовлетворение многочисленных требований армии; трудовое казачество и крестьянство—работники земли и плуга в большинстве своём были оторваны от своего труда, а плодороднейшие поля остались непахаными…»
По толпе прокатился вздох.
Архип обвёл собравшихся внимательным взглядом, продолжал:
«Во многих станицах посевы сократились наполовину».
— Куда там наполовину — больше! — выкрикнул кто‑то.
«Теперь, когда белогвардейские полчища генерала Деникина, нёсшего трудовому народу цепи рабства, разбиты доблестной Красной Армией, все внимание трудя–Щйхся должно быть обращено на поднятие благосостояния всей страны, от которого зависит и благосостояние всего трудового населения, — продолжал Архип. — Рабоче–Крестьянское правительство приказало взятых в плен Красной Армией десятки тысяч кубанцев отпустить по домам».
В толпе волной прокатился и смолк радостный шумок.
Архип дождался тишины, снова заговорил:
— Учитывая необходимость поднятия благосостояния трудового хозяйства казачества, оно возвращает кубанцев к своим семьям, к своим домам, под единственным условием — совершенного отказа от выступления против Советской власти.
— Да нас самих энта проклятая война зарезала! — закричал Тарас Заводнов. — Сыты мы ею по горло! Нам теперь не до белопогонников, а самим бы в живых остаться.
— Разорились совсем на эту проклятую войну!
