После того, как выстроили парами четырнадцать мужчин, начали выводить женщин. Я стоял в последней паре и очутился как раз против двери женской камеры, в которую только что зашел конвоир. Минуты через три он вышел оттуда в сопровождении трех женщин, среди которых я сразу же узнал Оксану. Наши взгляды встретились, глаза вспыхнули от радости, но мы сделали вид, будто не знаем друг друга, чтобы не обратить на себя внимание конвоира. Девять месяцев мы не виделись. Все это время я не переставал жадно прислушиваться к женским голосам, иногда раздававшимся в коридоре, когда женщин выводили на прогулку. Меня постоянно терзала мысль, что Оксана не выдержит тюремного режима, что ее худоба сведет ее в могилу раньше меня. И вдруг я увидел ее, живую, почти рядом со мной. Надо ли говорить, что я испытал в эту минуту? Но, Боже, как она изменилась! Как сдала! Темно-землистое, изможденное лицо, обтянутое сухой кожей, ввалившиеся глаза, угловатая фигура — все напоминало мне изображения великомучениц в церквах. Вероятно, и мой вид был не лучше, потому что от меня не ускользнуло страдальческое выражение ее лица, когда она испытующе на меня посмотрела. Однако чувство острой боли друг за друга скоро уступило место еле скрываемой безмерной радости от сознания, что оба мы живы и что судьбе было угодно соединить нас и направить по одному этапу. Последнее было чистой случайностью, тем более удивительной, что из десяти тысяч заключенных, населяющих тюрьму, надо было отобрать только четырнадцать мужчин и трех женщин, и мы встретились именно в этой крошечной партии.
Оформление этапа затянулось до пяти вечера, и в ожидании отправления нас продержали под лестницей несколько часов. Впервые за девять месяцев мы получили возможность обо всем переговорить и поведать друг другу о тяготах камерной жизни.
Наконец к нашей группе подошел какой-то начальник, к сожалению, не тот, что обещал разыскать наши вещи, и на вопрос, где они, грубо ответил, что ничего не знает. Нам стало ясно, что они пропали. Скорее всего их разворовали работники тюрьмы еще в Киеве.
Вниз по лестнице медленно и важно спускалась целая группа тюремных следователей, среди которых я узнал своего «шефа» Дубенко.
Когда он поравнялся со мной, я пристально посмотрел на него, но его взгляд скользнул по мне и лицо не выразило ничего, кроме напыщенности и безразличия. Он либо сделал вид, что меня не узнал, либо и в самом деле не запомнил меня. Последнее возможно, так как за полгода, прошедших после завершения следствия по моему делу, через руки Дубенко наверняка прошло огромное количество «врагов народа».
