Наконец очередь дошла до меня. Из зачитанного приговора я узнал, что Особое совещание приговорило меня к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере по статье уголовного кодекса 58, пункт 10 (антисоветская агитация).
Пока мы находились на положении подследственных, нас еще считали лицами, не лишенными гражданских прав, хотя тюремный режим для подследственных абсолютно ничем не отличался от режима для осужденных по приговору. Пока ты еще был подследственным, ты наивно верил, что неприкосновенность личности оградит тебя от произвола тюремных властей. И когда они, переходя дозволенные границы, обращались с тобой как со скотом, ты еще мог с гордым видом бросить в лицо своим мучителям: «Вы не имеете права надо мной издеваться! Я еще подследственный, а не осужденный; может быть, завтра я буду на свободе». Но эта зацепка за мнимые гражданские права окончательно теряла свое значение после ознакомления с приговором. С этого момента ты становился уже не человеком, а юридически оформленным заключенным.
Когда вызванная группа вернулась в камеру, все стали расспрашивать друг друга: «Тебе сколько дали?» — «Десять». — «А тебе?» — «Десять… десять… десять». Всем стало вдруг весело. Ну и комики, зарядили всем по десять. Что они, с ума посходили? Ведь нам говорили, что изолировали нас только на время войны. Неужели они думают, что она затянется на целых десять лет? Ну сколько может длиться война — три-четыре года. А дальше что? Неужели и после войны нас будут держать в заключении? Глупости!
Вот почему никто не верил в серьезность зачитанных приговоров и отовсюду слышался смех. Но увы! Давно сказано, что «хорошо смеется тот, кто смеется последним». Никто и не подозревал, что тиран Сталин, уже тогда страдавший манией преследования, после победы над Германией еще туже завернет гайки и с еще большим остервенением возьмется за истребление «врагов народа».
Глава XXXIX
Из тюрьмы — в лагерь
Почти девять месяцев пробыл я в новосибирской тюрьме. За это время я потерял в весе не менее тридцати килограммов. Воистину остались кожа да кости. Мой впалый живот, как в тазу, мог вместить ведро воды. Ребра выпирали наружу. Часто я задумывался, до какой грани исхудания дойду, если меня продержат в тюрьме еще несколько месяцев. Но все яснее я понимал, что если в ближайшие недели меня не отправят в лагерь, где хоть воздуха будет вдоволь, то долго я не протяну. От слабости я еле стоял на ногах, кружилась голова. Я шатался, как пьяный, и, чтобы не упасть, цеплялся за стенку.
