Карта любви | страница 124



Ванда глубоко вздохнула, огляделась и, не дав Юлии времени освоиться с этим новым потрясением, сказала голосом таким будничным и усталым, словно он принадлежал совершенно другому человеку:

— А вот и Бэз, имение Чарторыйских. Приехали. Здесь передохнем.

15

СИРЕНЕВАЯ КОМНАТА И ЕЕ ОБИТАТЕЛИ

«Бэз» по-польски — «сирень», и никакое другое название не подошло бы имению более, чем это: за коваными прутьями ограды, возвышаясь и нависая над ними, загораживая двор так, что не виднелось ни малого просвета даже сейчас, когда ветки были голыми, стеною стояли кусты сирени, и их прямые, светлые ветки с затаившимися почками согрели своим видом сердце Юлии, ибо они были исполнены тайной надежды… В них таилось нетерпеливое ожидание весны, и можно было только позавидовать тем, кто увидит Бэз в пору его цветения. Юлия и завидовала, пока они ехали вдоль ограды, а потом повернули за угол, к дому привратника — и Ванда вдруг резко осадила коня, как будто увидела нечто ужасное, начала поворачивать, да послышался грозный окрик:

— Стоять! — и человек в мундире, с пистолетом в одной руке и с саблею в другой выбежал из ворот.

Юлия замешкалась и испуганно уставилась на него. Что-то было знакомое, но совсем не страшное в чертах его сердито нахмуренного лица. И только тут она сообразила, что он выкрикнул именно: «Стоять!», а не «Стаць!», как сказал бы поляк. Он кричал по-русски, и лицо его было по-русски круглым, голубоглазым, румяным, а вовсе не сухощаво-бледным, как у поляков. Конечно, Юлия видела этого кавалериста впервые в жизни — она просто узнала русским сердцем русского человека. И с неразборчивым, восторженным воплем она обрушилась с коня на ошеломленного малого так, что оба едва на ногах устояли, и расцеловала его в обе щеки, плача от радости:

— Наши! Наконец-то!

Подъехала Ванда и тоже спешилась, имея вид весьма сконфуженный: она не ожидала увидеть здесь военных и так привыкла таиться, что даже не успела заметить русский мундир, повинуясь одной привычке — бежать.

— Теперь больше не придется бежать! — снисходительно объявила ей Юлия, донельзя довольная тем, что настал ее черед доказывать Ванде свое покровительство.

Какая удача, какая необыкновенная удача, что в том слоеном пироге, каким стала теперь Польша, они, наконец, набрели на своих! Ей чудилось, что отныне и расстояния сокращены, что само присутствие русских как бы само собою перенесет ее в Россию, поможет отыскать родных… Она даже огляделась нетерпеливо, почти не сомневаясь, что здесь же окажется и отец, и ничуть не была изумлена, когда увидела Василия, молодого поручика, со всех ног спешившего к ней с изумленными восклицаниями: