— О-о! — обрадовалась она. — Вы поужинали!
— Да.
Молчание. Кажется, я знаю, что за ним последует.
— Вос нох?
«Вос нох» — это на идише. Это все равно что сказать: «Ну? Да? И что дальше? Рассказывай же…», только чуть более настойчиво.
— Нох ничего, мама. Мы поужинали вместе.
— А еще будете ужинать?
— Да. Надеемся открыть клуб для гурманов.
— Правда?
— Нет. Это была шутка.
— А…
Я очень надеюсь, что Интерпол это не записывает. Они могут меня арестовать по какому-нибудь сфабрикованному обвинению (например, в шпионаже) просто для того, чтобы им не пришлось больше сидеть в своих наушниках времен Второй мировой войны и переживать, краснея и смущаясь.
— Ты ни за что не догадаешься, кого я случайно встретила на днях!
Это точно. Никогда не догадаюсь.
— Джима Дикона? Майкла Бантинга? Уолли? Индиру Мютхенфлякен? Братьев Тишнер?
— Нет, — ликует мама, — Ника.
— Ника? Человека по имени Ник?
— Друга твоего.
— Где ж ты его умудрилась встретить?
— На рынке Уэмбли. Не знала, что он умеет играть на дудке.
— Он на рынке дудку искал?
Она смеется, будто я сказал какую-то глупость. Натягивая телефонный провод до предела, подхожу к окну, запотевшему от тепла батареи, натягиваю рукав халата на запястье, чтобы протереть стекло. В получившемся грязноватом пятне я вижу побелевшие от снега верхушки деревьев; такое впечатление, что земле этой ночью принесли какие-то дурные вести и она поседела.
— Дорогой, ну что ты как маленький? — говорит мама. — Он был Веселым Дудочником.
— Ах, естественно. Что ты несешь?
— Габриель, а ругаться необязательно.
Ругаться необязательно? Мой отец кричит «гребосраная хренотень», когда не может найти ключи от машины. Интересно, что бы он сказал, узнав, что человек, с которым он живет, сошел с ума?
Теперь, кажется, мама начинает понимать…
— А я подумала, что это одна из ваших шуточек, — несколько подавленно оправдывается она.
Она явно думала, что это будет такая забавная история, над которой мама с сыном мило похихикают, а потом, возможно, между ними установится связь, пусть и слегка запоздалая. Она не была готова к психологической драме.
— Но он же всегда был шутником, разве нет? — добавляет мама чуть ли не умоляющим тоном, словно протягивая руку над бездной в поисках хоть намека на понимание.
— В общем… да, — сжалившись, протягиваю ей мизинец. — Но я не думаю, что это все шутки. Похоже, у него немного поехала крыша.
— Может, это все наркотики?
Все-таки удивительно, как самая банальная мысль вполне может оказаться верной.
