— Он с милушкой расстался, — усмехнулся отец, со стуком поставив кружку на стол. — Ох, и ядрена девка! Зимнее яблочко!
— Шермак мой погиб, — сказал Алексей. — В свою грудь мою пулю принял.
— Да не горюй, князь. — Давыд протянул ему стакан. — Я за эту кампанию уже трех коней сменил. Дам тебе другого, есть у меня в заводе — горячий, крутой.
— Шермака не заменить.
— Да… — Давыдов вздохнул. — Гусару на войне добрый конь — и добрый брат, и боевой товарищ.
Старый князь покривился лицом, стал по сумрачной привычке править непослушный ус.
— Я ведь его еще стригунком выделил. Что ж теперь… — Тяжко вздохнул. — Война, Алексей, никого не жалеет.
Алексей взял стакан.
— Давыд… Этой бабке, что меня выходила, свечей бы, что ли, послать — что ж при лучине-то бедовать.
— Верно. — Старик Щербатов покрутил ус. — А Парашке — пряников да что-нито нарядное. Бусы там…
— Она меня с поля вынесла. Бусы… Дорого ты, батюшка, сына своего оценил.
— Ну-ну! — Щербатов подбоченился. — Отцу указывать? Полковнику?
Давыд расхохотался, блестя крепкими зубами.
У Алексея от вина немного зашумело и закружило в голове — отвычка сказалась да и слабость еще не совсем за воротами скрылась. Давыдов это заметил.
— Буслай, забирай поручика в свою избу. Она у тебя почище других будет. Отдохнуть ему надо.
В избе, где квартировал Буслаев, уже толково суетился Волох. Застелил лавку тулупом, покрыл его чистой попоной, что-то мягкое свернул в изголовье.
Алексей сел, расстегнулся, стал стягивать сапоги.
— Послушай, Буслаев, вот этот улан… Александров, кажется… Что про него скажешь?
— Да что сказать? — Буслаев сел рядом, хитро улыбнулся. Он в отряде всезнайка был. — Повеса. Но боец с отвагой. Рука, правда, слаба для рубки. Однако храбр до сумасбродства. Ходит в атаку с чужими эскадронами, что не должно делать. Бросается на выручку, когда его не просят. Рыдает над раненым конем. Вина не пьет, в карты не играет. Краснеет при каждом остром слове… Да что тебе интересно-то? — Буслаев явно ждал главного вопроса. — Что еще сказать? Любит бродить в одиночку в поле, коня купает и сам купается всякий раз далеко в стороне…
Алексей с наслаждением лег, вытянулся, кинул руки за голову.
— Да вот… какая-то догадка в голове беспокоит.
— Ну-ну. Ты смелее.
— Да не девица ли этот Александров? — брякнул Алексей, смутясь.
Буслаев захохотал, зашлепал ладонями по коленям.
— Не девица ли? — того не скажу, не знаю. А что не мужчина — уж точно!
— Да как же может такое быть?
