Мстители двенадцатого года | страница 96



Но сколько можно, забыв себя и всех на свете, мчаться навстречу неизбежной судьбе, встречь неизбежному концу?.. Всю жизнь, до последнего мгновенья. А когда оно придет — Бог весть…

А пока что Алексей, слившись в бешеной скачке со своим другом, летел, забыв обо всем, что ему дорого и что ему горько.

Навстречу ему, тоже выбрав его, мчался молодой француз, вытянув вперед руку с длинноствольным пистолетом. Алексей нес палаш, не поднимая, возле стремени, рассчитывая взметнуть в последний миг.

И миг настал. Француз выстрелил. За этот последний миг Шермак резко поднялся на дыбы и принял пулю в себя, заслонив от нее хозяина. Пал на всем скаку. Алексей перелетел через голову, вскочил, выронив палаш. Встал безоружный. Но Шермак, падая, довел дело до конца — конь француза споткнулся об него и тоже рухнул наземь. Француз упал удачно, сразу оказался на ногах и пошел навстречу. Алексей сделал шаг назад и услышал:

— Держи, князь!

Догоняя его, Буслаев бросил вперед свою саблю, она молнией сверкнула и точно легла рукоятью Алексею в ладонь. Не взмахивая, а продолжая ее полет, он обрушил клинок на каску француза. Клинок соскользнул. Француз вскрикнул, сорвал с шеи шарф и прижал его к тому месту, где только что было у него ухо. Поднял свободную руку и закричал по-русски: «Плен! Плен!».

Буслаев налетел на него, вырвал из руки пистолет, выдернув ногу из стремени, дал пинка.

— Волох! Возьми его!

Бой между тем затихал. Французов рассеяли и отогнали. Эскадрон, в походном строю, легкой рысью отправился в полк. Впереди гнали нескольких пленных, в том числе и безухого драгуна.

В селе их радостно встретил Давыдов, раскинул руки, увидав Алексея:

— Щербатой! Живой! Да ты не ранен ли?

— Сейчас слегка, а до того сильно.

— А что не весел? Зайди в избу! Вина, бродяги! Доктор! Посмотри-ка моего воина. Нежданно-негаданно воскресшего. Долго будет жить. Еще лучше воевать станет. Да вина же, черти усатые! Полковник, полную чару за сына!

Доктор Винер, седоусый немец, уложил Алексея на лавку и прежде всего осмотрел глубокую рану на груди, причмокивая в удовлетворении:

— Знатно! Знатно дырка заделана. Это кто же тебя, князь, пестовал?

— Старуха лесная. Ведьма.

— Оно и видно. На собаке так не заживает. Так, князь, а здесь у нас что?

Раненую руку он промыл и перевязал. Бок был просто оцарапан.

— До свадьбы заживет, как говаривала моя бабушка. Гроссмуттер.

— Да что ты не весел, Щербатой? — У Давыда сверкали довольством глаза — князь был мил ему своей отвагой.