Алексей осадил коня, не спешившись, кончиком сабельного клинка подцепил и пересек веревку меж запястьев. Параша выпрямилась, стала жать и тискать замлевшие руки.
— Лёсик!..
— А бабка где?
— Бабка, Лёсик, в дому сгорела. Как его запалили, так она в ём и осталась.
— Ах! — у Алексея вырвалось ругательство. — Александров! Останься с ней. — И, не слыша ответа, развернув мигом коня, устремился встречь противнику, охваченному уже не полукольцом, а замкнутым строем.
И пошла страшная, жестокая, беспощадная рубка. На Алексея летел ловкий драгун. Алексей в страшной ярости, едва поравнялись, поднял коня на дыбы и, используя его вес и силу своей руки, наискось обрушил удар клинком в основание шеи, пониже уха. Голова драгуна слетела с плеч. Покатилась в одну сторону, разбрызгивая кровь, с изумленными глазами, кивер — в другую сторону, бренча по земле. Из шеи ударил фонтан, обильно хлынуло. Но Алексей уже этого не видел — бросился на другого. И с такой яростью, что тот не выдержал, повернулся и поскакал прочь, панически оглядываясь. Алексей нагнал его, воткнул кончик сабли в спину, с левой стороны. Драгун выронил повод, всплеснул руками и опрокинулся на круп коня, который в ужасе понес и сбросил всадника…
Третьего и четвертого Алексей сбил пистолетными выстрелами. Еще один живо соскочил наземь и поднял над головой безоружные руки. Алексей занес саблю, но кто-то сильно перехватил ее. Он безумно оглянулся: Волох, сжав его запястье, проговорил:
— Не гоже, ваше благородие. Мы безоружных не рубим.
Алексей вырвал руку, взмахнул саблей, сбрызгивая с клинка кровь, кинул ее в ножны. Бой кончился. Французы, спешенные, сбились овцами в кучку, подняв руки, опасливо озирались.
Алексей помчался к обозу. Корнет Александров и крепостная девка Парашка сидели рядышком в телеге и вместе плакали. Алексей спешился, радостно подбежал.
— Вот, Параша, и посчитались мы с тобой жизнями.
— Да, Лёсик, — слабо улыбнувшись, отозвалась Параша. — Токо ты припозднился самый чуток. — Она платком, который сунул ей в руку корнет, отерла со щек слезы. — Спортили меня.
— Кто? — Алексей сунул ногу в стремя. — Покажи его!
Параша прерывисто вздохнула:
— Кабы один-то… Опозорили…
— Это не твой позор! Это их позор! Порублю всю сволочь!
— И что с того? — Параша горько усмехнулась. — Снова честной стану?
Алексей вдруг впервые подумал, что и у простого люда есть свои понятия о чести и достоинстве. Как его ни унижай, а душа остается чистой, а злая рана не заживает годами. Он опустил глаза, уставясь в землю.
