— И-и… Жди от твоей Настюхи. Тигра…
— Ну-ну, она у меня человек! Вот напишу: шли денег. Враз телевизор продаст, а вышлет.
— Ага, продаст. Жди, — усомнился Костя.
— И продаст!
Пассажиры смотрели на него, смеялись. А он, раздумав спать, выпрямился.
— Нет, Настюха у меня человек!
Автобус качался на ухабинах. Кругом поля, поля, уже голые, со скирдами соломы. Впереди полоска желтеющего леса.
Валя смотрела на мужика, который, завладев вниманием слушателей, доверительно рассказывал полной, круглолицей колхознице, что взял свою Настю в жены с тремя детьми да «вместях» троих нажили.
— Сильная у меня баба Настюшка! Правда, Костя?
— Ти-игра! — пьяно ухмыльнулся Костя.
— То-то. Как выпить не на что стало, так Настюшку вспомнил, — желчно сказала пожилая чернявая бабенка, жуя сухого карася и держа на коленях пустую корзину из-под ягод. Очевидно, приезжала к поезду продавать лесную вишню.
Павел Иванович смотрел в окно. «Сплошная Азия! Расея матушка! И как мало, еще сделано в этих просторах!» Сразу же подумалось о ненужности этой поездки, и вообще поездки на курорт. Но настояли врачи: устал, в отпуске давно не был. Из многих мест этот курорт выбрал сам — ближе. И не особо модный. В деревне, не на юге.
Автобус качало. Навстречу теперь бежали телеграфные столбы. Кое-где стали попадаться еще не скошенные, ярко желтеющие поля пшеницы, овса.
Когда Тимофей с Костей вышли на большаке и пошли в сторону чуть виднеющейся из леска деревни, как будто меньше стало света в автобусе. Все тотчас же замкнулись в себе, в своих мыслях, и не хотелось уже разговаривать и смотреть друг на друга.
— Нам еще ехать километров десять, — сказала Валя.
Павел Иванович тут же вообразил, как идут они по лесу, рвут яркую сочную вишню, находят хорошую поляну, садятся отдохнуть. Но сквозь все эти мысли перед глазами все стояла незнакомая Настя, русская женщина, мать шестерых детей. И больно стало ему, что нет у него такой Насти и, наверное, не будет. И неужели он никогда не подкинет вверх своего малыша.
Он смотрел на поля, в милое небо, на неподвижно парящего ястреба, и было жалко чего-то, и томилась душа от непонятной ему радости.
Опять остановился автобус. Шофер встал и, разминаясь, заявил:
— Воробушки.
— Идемте, Павел Иванович, — сказала Валя, вставая. — Наши Воробушки. Как же я проглядела?..
Они подождали, пока уйдет автобус, и, оглядевшись по сторонам, Валя повела его прямиком к лесу по жесткой, потрескавшейся земле с сочной травой солянкой.
