Лев молча смотрел на меня янтарными глазами.
Нубанец рассказывал мне, что лев — величественное животное, настоящий царь зверей. Он понимал, почему люди изображают его на своих знаменах, с которыми идут в бой. Когда я слушал его рассказы холодными ночами, я дал себе слово, что побываю в выжженной солнцем саванне и увижу львов своими собственными глазами. Я даже не представлял себе, что их можно держать в клетке рядом с двухголовым козлом.
Один-единственный гвоздь вставлен в дверцу клетки и обмотан проволокой.
Несколько лет — или целую вечность? — назад я вытащил один-единственный штифт из наручника, и этого было достаточно, чтобы освободить нубанца. Я вытащил штифт и дал хищнику шанс жить.
Тот Йорг вытащил бы и этот гвоздь. Тот Йорг вытащил бы гвоздь, ни на минуту не задумавшись о детях, собравшихся поглазеть на глотателя шпаг, о танцовщицах, акробатах. Или о горожанах, или о мести Тэпрута. Но я не тот Йорг. Я не он, потому что какая-то часть нас умирает каждый день, и мы постепенно перерождаемся в иного человека, мы носим ту же одежду, все наши шрамы остаются на нашем теле, только мы становимся другими — старше.
Я помнил о детях, о танцовщицах и акробатах, но все-таки вытащил гвоздь. Такова моя природа.
— За Кашту, — сказал я.
Я открыл дверцу и развернулся к выходу. У льва был выбор — уйти или остаться, охотиться или умереть. Не важно, что он выберет, главное — выбор был. А я? Мне требовалось перейти мост.
А пока я спешил за Серрой, посмотреть, что натворил Гог.
Брат Сим имеет облик весьма привлекательный, в меру красив, в меру благообразен, и вместе с тем есть что-то отталкивающее в его чертах. Под краской его волосы цвета солнца, глаза за пленкой дурмана — голубые, я не знаю в этом подлунном мире более скрытного человека, к тому же способного на ровном месте стать смертельно опасным.
Когда путешествуешь на север, перейдя реку Райм, оказываешься в Дейнлендз, земле, которую море еще не успело поглотить. Там в давние времена, взалкав новых завоеваний, высадились викинги, но осели среди мирных жителей, склонивших голову в подчинении при виде их секир. И мало осталось местных жителей, в чьих венах не текла кровь викингов, но это никак не сказывалось, пока море не вставало у тебя на пути преградой, и только тогда ты в полной мере начинал чувствовать себя среди людей дикого промерзлого севера.
Мы перешли Римагенский мост, ведя коней под уздцы. Пришлось спешиться, так как местами ажурная ковка моста зияла дырами: в одну копье упадет, в другую и человек провалится. Ни малейших следов ржавчины, и было непонятно, что послужило причиной образования таких дыр. Я вспомнил крестьянина, построившего дом из могильных камней и в силу безграмотности не способного прочитать ни одну из надгробных надписей. Что мне над этим смеяться? Мы все живем в мире, построенном из надгробий Зодчих, но ни одного из оставленных на них посланий мы не можем ни прочитать, ни понять.
