Целиться в толпу легко, обязательно попадешь в кого-нибудь. Прежде чем враг пришел в себя и обрел способность ответить, мы успели сделать еще один залп. Лучники принца, сконцентрированные в конце колонны, за четверть мили от нас, ответить нам не могли.
«Познай самого себя», — говорил Пифагор. Но он был человеком чисел, а на таких в военном деле полагаться нельзя. Сунь-Цзы говорил: «Знай своего врага». И я знал своего врага и знал расположение его сил. Мы были для лучников принца недостижимой целью, теряясь среди скал и растворяясь в утреннем тумане.
Еще залп, и еще. И каждый раз убитыми или ранеными падали несколько сотен. Раненые — это хорошо. Иногда раненые в стане врага лучше, чем убитые. Они создают много проблем, если оставлять их в живых. Пехотинцы развернулись и по одному, по двое, небольшими группами бросились в нашу сторону, за ними колыхнулась, как огромная волна, вся армия.
— Целься, — во всю глотку заорал я.
Залп. И всего один из впереди бегущих упал, стрела пронзила ему бедро.
— Черти! Целься!
Залп. И ни один не упал. Смерть гуляла где-то в глубине армии, давившей себя собственной многочисленностью. Один мой против двадцати принца. Жесткий счет. Если мы успеем сделать десять залпов, прежде чем они добегут до нас, мы убьем три тысячи. Мы успели сделать шесть залпов.
— Бежим, — заорал я.
— Это твой план, Йорг? — Лицо Макина меня удивило: как-то странно сдвинулись его брови.
— Бежим, — снова крикнул я. Честно говоря, если у меня и был план, то весьма призрачный, решения принимались спонтанно в считанные доли секунды. И сейчас возникло решение — бежать. Сунь-Цзы наставлял: «Если враг во всем превосходит тебя, сумей от него убежать».
— Если это твой дурацкий план, — натягивая лук, крикнул Макин, — надо было это сделать две недели назад.
Передо мной возник первый солдат принца Стрелы, лицо от бега бордовое.
По ночам мне снилась Катрин Ап Скоррон. Вожделенная. И сны эти были мрачными. Иногда в них появлялась Челла, выходила прямо из подземелий некромантов под горой Хонас, злобная и восхитительная. Ее улыбка говорила, что она знает всю мою подноготную, а лицо Катрин проступало из ее лица живой плотью сквозь зыбкое безобразие.
Во снах мертвый ребенок то появлялся, то исчезал, в красных руках он держал медную шкатулку с терновым узором. У него были разные имена. Чаще всего его звали Уильямом, хотя я точно знал, что это не мой брат. И каждый раз, когда я увлекал Катрин в постель, он следовал за нами: то только что убитым с кровавыми ранами, то серым гниющим трупом.
