Король терний | страница 45



— Здравствуй, Йорг.

Я обернулся. Между старых надгробий медленно шла Катрин. Солнце, таинственно поблескивая, рассыпалось золотом и путалось в ее волосах.

10

ЧЕТЫРЬМЯ ГОДАМИ РАНЕЕ

«Здравствуй, Йорг». И это все, что она мне сказала? Катрин, которую я встретил среди могильных плит в Реннатском лесу. «Здравствуй, Йорг», — и только?

Я пытаюсь пробудиться. Может быть, я всю жизнь только и делаю, что пытаюсь пробудиться. Я барахтаюсь в сумятице, тону. И где-то там, наверху, проблески света и воздух, который мне хочется наконец вдохнуть полной грудью.

Я едва знаком с Катрин, но хочу ее с какой-то безудержной яростью. Это похоже на болезнь, это сравнимо с невыносимой жаждой. Так Парис желал Елену. Так и я опрокинут навзничь этим нестерпимым желанием.

У меня перед глазами ее лицо, она идет между могильными плитами, и свет на ее лице сменяется тенью, тени падают от Высокого Замка, от деревьев. Я завидую этим солнечным бликам, беспрепятственно скользящим по ее волосам, по щекам, по телу. Я помнил все. Даже ее дыхание. В жаркой кухне Дрейна крошечную капельку пота, которая скатилась вниз по ее шее. Я убивал мужчин и тут же забывал их. Зачем помнить загубленные души. Но капелька ее пота сияла у меня перед глазами бриллиантом.

«Здравствуй, Йорг». И все умные слова вылетели у меня из головы. И вновь я почувствовал себя четырнадцатилетним мальчишкой, а вовсе не мужчиной. Я хотел ее вопреки здравому смыслу. Мне нужно было обладать ею, поглощать ее, поклоняться ей, терзать и мучить. Но это были лишь мои желания — несбыточные. Она — живой человек, девушка, но она стоит у дверей в мое прошлое, и я не могу туда вернуться… и она не может оттуда выйти и принести с собой аромат и вкус утраченного тепла. Это причиняет боль, которую невозможно терпеть. Боль сожжет нас в пепел.

Она приходит ко мне во снах. Я вижу ее на фоне гор. Высоких, покрытых снегом, холодных и белых, недоступных. Я взбираюсь на одну из вершин и выкрикиваю ее имя: «Катрин!» — ветер подхватывает и уносит его. Уносит и меня в пустоту, где остро ощущается невосполнимая потеря.

«Здравствуй, Йорг».

Что-то колющее обожгло меня. Я потер щеку — кровь; глубокий порез. Все тело пронзили иглы и булавки. Настоящие иглы и настоящие булавки. Я кричу, и, подобно набухшим почкам на ветках деревьев, изнутри мою плоть прорывают шипы, они растут из костей. Животные, пронзенные штырями, как экспонаты в доме чучельника. Крыса, горностай, хорек, лисица, собака… ребенок. Слабый. Смотрит на меня.