Чуха вздохнул, схватил тощий рюкзак и вытряхнул его содержимое. На землю с глухим лязгом тяжело упали две гранаты РГД-5, пистолет ТТ, затем с веселым звоном посыпались советские ордена и медали. Чуха закрыл глаза, тряхнул головой. Лизнул же совсем чуток, даже вкуса таблетки не почувствовал. Сердце бешено забилось. Он слышал, как приятели говорили, что у некоторых от наркоты съезжает крыша. Кто-то даже в окно сиганул после этого. Друзья шутили — была нелетная погода. Чуха приоткрыл один глаз — на полу лежала только банка сгущенки и объеденная до половины буханка хлеба. Чуха с облегчением вздохнул, схватил продукты и отдернул полог.
После полумрака палатки его ослепило солнце, он споткнулся, упал, снова схватил продукты и побежал к ребятам.
— Пацаны, кто консервы брал? Вот это все, что в рюкзаке осталось.
В качестве доказательства он продемонстрировал банку и буханку хлеба.
— Вчера вечером две банки тушенки оставалось и хлеб целый был.
Борман злобно пнул проржавевшую каску.
— Так, елы-палы, дерьмо история… Вещи надо называть своими именами — не кто брал, а кто жрал. И какая же сука это сделала?
Борман тяжелым взглядом уставился на Черепа. Спирт тоже скосил взгляд на приятеля. Череп отвел взгляд и засунул руки в карманы.
— А что это вы все на меня смотрите?
Борман усмехнулся:
— А на кого нам смотреть?
Спирт взял буханку из рук Чухи и, разглядывая следы глубоких укусов, задумчиво произнес:
— Я слышал, что следы зубов, как и отпечатки пальцев, у каждого индивидуальны.
— Ну и че?
Борман положил руку на плечо Черепу.
— А вот мы сейчас и сравним, кто свои клыки на хлебе оставил. Давай, Череп, куси.
Спирт протянул хлеб Черепу.
— А че, больше в рюкзаке ничего нету? — Череп вздохнул: — Откуда же я знал, что последнее беру. Ночью темно было.
— Ты, дятел, рассказывай, как жрал! Не поедим — так послушаем.
— Да что сказать? Есть хотелось. Мне уже третью ночь поросята жареные снятся. Ну и не выдержал…
Борман махнул рукой. Спирт посмотрел в сторону леса и рассмеялся:
— Шухер, пацаны, наша мамаша идет — молочка несет.
Из лесу на край поляны медленно вышла сухонькая старушка, из тех, кто отсчитывает последние дни вместе с уходящей в Лету русской деревней, чьи соседи кошка Мурка, да дворняга Шарик. Издалека было видно, что женщина устала, но, увидев ребят, она широко улыбнулась, на мгновение сбросив десяток лет. Ее узловатые пальцы крепко держали банку молока.
Чуха, не дожидаясь команды, спрыгнул в раскоп, проворчав:
