И тут их путь резко пролег вверх, вода кончилась, и сухое русло ослепительно забелело в полуденном свете солнца, а Павлухину совсем стало не до воспоминаний. Ключ остался где-то далеко справа, и они все круче и круче забирали в гору — по густой траве, по замшелым валунам, среди кустов боярышника и смородины, среди молодых дубков и кленов, увитых лианами лимонника и аралии. Эта дорога вымотала остатки сил Павлухина, но он упрямо лез вверх, лишь изредка поражаясь камню, вывернутому из земли могучей стопой геолога, вообще же — почти не думая; только однажды след медвежьей лапы, оказавшийся рядом, навел его на мысль, что Ладуха и медведя мог бы убить ударом кулака или даже щелчком.
Лес начал редеть. Теперь он весь состоял из одних развесистых молодых дубков, а под ногами шелестел и как-то даже звенел сплошной слой сухих прошлогодних листьев. И еще неожиданнее лес кончился совсем. Пошла осыпь, вся из плоских голубовато-серых камней, стеклянно звеневших при каждом шаге, и эта осыпь, казалось, тянулась к самому далекому небу…
Но они так и не достигли вершины. Через сотню шагов Ладуха сказал:
— Стоп, пришли!
Павлухин с интересом огляделся вокруг.
— Видишь что-нибудь? — спросил Ладуха.
— Пока одни камни.
— И не удивительно. Я тоже не увидел, пока не ткнулся носом. Пойдем.
Они прошли вдоль склона метров двести по подвижной, как бы текучей осыпи и резко свернули вниз к потемневшим от времени, непогод и лишайников скалам — выходу коренных пород. Тут уже кое-что росло: голубоватый ягель, редкая травка со стрельчатыми листьями, из трещины тянула свое рахитичное тело карликовая береза.
Геолог обогнул останец и вдруг остановился, уперевшись рукой в стенку. Павлухин наскочил на него плечом, и он, поморщившись, пробормотал сквозь зубы:
— Ну и кости у тебя, парень!
— Извини, — растерялся Павлухин.
— Да уж ладно, — не оборачиваясь, буркнул геолог. Потом совсем другим тоном добавил: — Вот дьявол! Все изменилось!
Павлухин обошел его и осмотрелся. Почти от самых ног вниз по склону уходила узкая траншея глубиной метров в десять и длиной не более пятидесяти-шестидесяти. Ее правая почти вертикальная стенка была образована скальными породами, а левая представляла собой передний фронт осыпи, вздымающейся валом у границы какого то ржаво-бурого хлама, покрывавшего дно этого своеобразного корыта.
— Вот так дела, — растерянно протянул геолог. — Изменилась, совсем изменилась: была черная, стала красная. Это как же понимать? — обернулся он к Павлухину.
