Через полчаса они вышли к дороге. Заброшенная еще с тех времен, когда здесь работали геологи, она была засыпана скатившимися с высокого борта валунами. Собственно, от нее осталась только узкая тропинка, усеянная камнями; в отдельных местах упавшие деревья перегородили ее поперек — то полузасыпанные, то нависшие, как арки, с воздетыми к небу мертвыми ветвями. Тягостное зрелище. Рваный след на теле планеты, оставленный когтистой лапой технологического зверя. Как объяснил Ладуха, это была даже не дорога, в полном смысле этого слова, а так называемая «расчистка».
— Варварский способ разведки, — комментировал он мимоходом, — обрати внимание на красные камни: это кварц с лимонитом, собственно говоря, руда. В ней есть золото, и ради него выпиливались гектары леса, вместе с плодородным слоем до самых коренных пород сдирались четвертичные отложения. А ведь их мощность местами достигает восьми-десяти метров… И все лишь для того, чтобы вскрыть такую вот жилу мощностью два, три, реже пять метров и исследовать ее вещественный состав. Нарушается режим циркуляции почвенных вод, отсекаются истоки ручьев, зимой образуются наледи, осыпи ползут, как экзема… Но в свое время эти работы были необходимы и каким-то образом оправданны.
Павлухин по-своему воспринял пояснения геолога.
— Мы, конечно, хозяева планеты, но этим громким званием наделили себя сами, по праву сильного.
— Кто же должен был нас наречь? Всевышний? — насторожился Ладуха.
— Я просто хочу сказать, что мы равноправны, как равноправны дети одной матери. Все животные, все растения, все живое.
Ладуха только хмыкнул и не стал спорить. Он не любил подобных разговоров. Жизнь есть жизнь, и надо мириться с ее порой жестокими законами…
Оба с облегчением вздохнули, когда «расчистка» неожиданно кончилась тупиком, и они пошли по набитой звериной тропе, петляющей вдоль русла ключа среди кустов смородины, барбариса и огромных сочных лопухов. Это был приток основного ключа. Вода здесь едва струилась среди обомшелых валунов. Павлухин не выдержал, окликнул геолога и, опустившись на грудь, погрузил раскаленное лицо в ледяную воду. Он пил торопливо и жадно, пока холодный озноб не поднялся от живота к груди. Ладуха неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал. Когда двинулись дальше, в животе у Павлухина словно болтался снежный ком.
Под ногами у них, как мыльная, расползалась какая-то травка с водянистыми полупрозрачными стеблями, тут же росла целая поляна высоких трав с трубчатыми стволами и белыми цветами, пахнувшими так тонко и знакомо, что Павлухин чуть с ума не сошел, пытаясь вспомнить и этот запах, и связанные с ним обстоятельства…
