— Я, — сказал Мишка.
— А снегиря?
— Тоже я.
— Отлично! Терёхин и Мамкин исключаются из школы на неделю.
Сим Саныч вышел, хлопнув дверью.
— «Люблю грозу в начале мая», — бодрым голосом сказал Мишка и посмотрел на товарища по несчастью. — Да ты что?
На лице Шурки было такое отчаяние, что Мишка испугался.
— Что с тобой? — повторил он. — Подумаешь, на неделю исключили.
Шурка молчал, узенькие плечи его вздрагивали, а по щекам горохом катились слёзы.
— Нюня! — грубо крикнул Мишка, потому что чувствовал себя виноватым. — Кисель клюквенный!
До конца уроков Шурка сидел как пришибленный и всё всхлипывал. Когда расходились по домам, он зачем-то побрёл к реке.
Таёжка подошла к нему и взяла за рукав:
— Погоди. Тебе же не в ту сторону. Иди домой.
— Нельзя мне домой. С меня мать всю шкуру спустит.
— Хочешь, я с тобой пойду и скажу, что ты не виноват?
Таёжка заглянула в мокрые Шуркины глаза.
— Нет, что ты! — почему-то испугался Шурка. — Не надо, я не хочу!
Но Таёжка решительно тряхнула головой.
— Пойдём, говорю!
У ворот своей избы Шурка замялся.
— Тай, только у нас дома… не тово. Ребятишки, будь они неладны…
Едва переступив порог, Таёжка всё поняла: Шурка стеснялся вести её к себе домой. Большая сиротливая комната встретила их враждебным молчанием. На Таёжку насторожённо глядело пятеро ребятишек, мал мала меньше. В углу, на облупленной деревянной кровати, лежал мужчина с жёлтым, заострившимся лицом. Когда Таёжка с Шуркой вошли, он даже не пошевельнулся. Глаза его были закрыты, и живыми казались только руки. Руки были тяжёлые и грубые, с крутыми тёмными венами.
— Раздевайся, — тихо сказал Шурка, снимая свою шубейку. И впервые, в этой убогой избе, Таёжка заметила, как Шурка одет.
На нём был какой-то куцый пиджачок, который делал Шуркины плечи ещё у́же, сатиновая рубашка и залатанные штаны с пузырями на коленях. Наверное, именно поэтому Шурка всегда ходил в классе бочком и мучительно краснел, когда его вызывали к доске.
— Где мама? — спросил Шурка.
— Ушла в магазин. Скоро придёт, — отозвалась девочка лет пяти, сидевшая на лавке.
— А Борька?
— Спит. — Девочка показала глазами на русскую печь.
— Что же вы так сидите? — спросила Таёжка. — Давайте поиграем.
Ребятишки было оживились, но та же девочка печально покачала головой:
— Нельзя. Мамка заругает. У нас тятьку лесиной придавило. Он теперь ходить не умеет.
— Позвоночник, — пояснил Шурка.
— Давно?
— Да уж полгода лежит.
Не открывая глаз, мужчина на кровати сказал:
