Доктор Блютгейер | страница 3



В то лето по городу часто ходил спешно составленный отряд ловцов, обшаривал кусты, заброшенные строения, закоулки. Кошек и мелких собак душили на месте, а собак покрупней приходилось забивать топором. Большой зубастый пёс мог дорого продать свою жизнь. Трупы животных кидали на повозку и вечером на площади бросали в костёр. Мы с друзьями иногда следовали за повозкой и, если нам везло, поражённо вглядывались в редкие лужицы собачьей крови, в которой плавали чёрные шерстинки и осколки костей. Вязкая жидкость быстро густела и темнела под летним солнцем. Вскоре взрослые спохватились и под страхом чудовищной порки запретили нам ходить за ловцами: от этой крови можно было заразиться хадом.

На площади в те дни стояла жуткая вонь. Там чернело костровище. По утрам, пока в нём ещё не разожгли новый огонь, самые смелые из нас брали длинные палки и вытаскивали из густого жирного пепла обугленные кости, а то и целые черепа. Мы потом долгие годы обменивались ими, спорили и играли на эти черепа. Каждый из нас втайне боялся и хотел вытащить из пепелища человеческий череп — обугленную голову нашего пасечника Криля, который с топором в руках встал на защиту своего чёрного пса. Незадолго до Прихода этот огромный пёс, Кубарь, спас из холодной реки пятилетнюю дочку Криля. Пасечник и Кубарь вдвоём убили троих ловцов, но тут подоспел весь остальной отряд и заколол вилами и собаку, и Криля. Доктор Блютгейер осмотрел трупы и объяснил, что Криль уже успел заразиться от Кубаря хадом. На всякий случай дом и пасеку Криля сожгли.

Никто из нас так и не вытащил из пепла череп Криля, но мне достался крупный собачий череп, почти целый, с зубами, только проломленный сверху топором. Я наполовину закопал его в землю в моём убежище во дворе. У меня был секретный «домик» за нашим домом, в кустах между забором и яблонями. Я установил там деревянные полочки и выкопал неглубокие спряты. Удостоверившись, что нас никто не видит, мы с Ритой уходили за дом, ныряли в кусты и залазили в этот зелёный сумрак, полный серебристых паутинок, мошек и тайн. В спрятах в земле у меня было много обкатанных цветных стёклышек из реки, и самые большие я подарил моей подружке.

Я не помню, как звали нашу кошку. Странно: помнил же много лет, всю юность, кажется, помнил, а теперь забыл. И уже не у кого спросить: отец умер давно, а мать не ответит… Не помню даже, зелёные или жёлтые у кошки были глаза. Помню, что приходило когда-то ко мне в постель тёплое, мягкое, живое и чёрное с одной белой лапой; а вот какая была это лапа, левая или правая?..