Поменять условия договора теме с Вонйингхи непросто. Но отец говорил, что возможно. Можно заново уговориться о своей судьбе – тут помогут прорицатели, женщины (а порой мужчины), у которых к Вонйингхи особый допуск.
– Они черпают знания в сновидениях. Умеют бросать жребий, читать знаки. Уламывают мелких богов, умоляют крупных. Знают, какие ритуалы отправлять, каких избегать. Какие нарушены табу, какие законы предков попраны, как искупить вину.
Эти прорицатели, эти буро-йоу призваны от рождения. Проявляется в раннем детстве – понимание междумира, различение подлинного и отраженного.
Прорицатели – противоположность колдунов диригуо-кеме с их магическими снадобьями.
Хижину прорицателя узнаешь без труда. Снаружи развеваются клочья волос и обрывки перьев. Под дверными косяками – кучки гладкой гальки, у двери глиняные урны и странные тюки. Проходя мимо, Ннамди замедлял шаг, смотрел в землю, опасливо, но завороженно прислушиваясь к шепоткам.
Но обиталище колдуна ничем не выделялось. Их магия – отмщение, а не справедливость. Яд, а не внушение.
– Диригуо-кеме действуют тишком, – предупреждал отец Ннамди, затягивая прореху в сети. – Собирают змеиный яд, наводят чары; умеют даже подчинять тех богов, что послабее.
В отличие от прорицателей, колдуньи и колдуны свою стезю выбирали сами.
– Уговор с Вонйингхи зла не терпит, – сказал отец Ннамди, вплетя последнюю заплату. – Мы рождаемся добрыми – но сами выбираем зло. Нам его жизнь навязывает. – Все нередко сводилось к этому стихийному противостоянию – буро-йоу против диригуо-кеме, прорицатель против колдуна. – Главное, – сказал отец Ннамди, – понимать разницу.
И на том урок завершился.
– Пора, – сказал отец. Церковные колокола пробудили в нем английский язык.
Отцовские взгляды совсем не совпадали с позицией местного священника. Священников, говоря точнее. Их тут перебывало немало. Мистер Баптист хлопнул дверью год назад – бросил кафедру, призвав всевозможные беды и удары молний на головы «вам, маловерным». Мистер Англиканец тоже не преуспел, а теперь в игру вступил целеустремленный и рьяный мистер Методист, говорящий с густым лагосским акцентом. В деревню его занесло, точно бродячую теме. Похоже, миссионеров хлебом не корми – только отправь в «глушь» дальней Дельты, к «страшным» и «диким» иджо побережья. Хотя, не уставали отмечать деревенские, страшны и дики вовсе не они, а Лагос и вся прочая Нигерия.
Мистер Методист молил их и заклинал – это он сам так говорил, «я молю и заклинаю вас» – отказаться от ребяческой веры в прорицания и колдовство:
