— Покохал я мою Оксану трохи так, без благословиння и без церковного венчання.
— Эх, а мне так нельзя, — Николай перевернул карточку и положил ее на полочку под зеркалом. — Я могу только Матильду Кшесинскую любить, пока отец не узнал. Ну, а что было дальше?
— А далее вот що: мени во флот призвали, зовсим як вас, ваше высочество, и поплыв я в дальние края.
— А что же твоя нареченная?
— Не могу знать, ваше высочество! — гаркнул Курашкин. — С тех пор я ее не бачив. Поди, уже замуж моя Оксана выйшла. До ней коваль сватався.
— Вот и к моей Аликс Эдди сватался. Но она дала ему от ворот поворот, — цесаревич облизнулся. — А кто тут на корабле водкой заведует?
— Ревизор Петров, ваше высочество. А еще есть баталер, який горилку выдает.
— И часто ее вам выдают?
— Раз в день.
— Кошмар! — расстроился Николай. — Я так не сумею. А не мог бы ты, Курашкин, у ревизора ключик от ахтерлюка на денек одолжить, слепок сделать? Я бы брата попросил, только неудобно. Царем буду, за мной не пропадет. Я тебя, может быть, дядькой к своему сыну приставлю. Куда мне теперь идти?
— Так от сюды, ваше высочество, через салон мимо кают и библиотеки да прямо до балкону, — показал Курашкин, открыв дверь в кают-компанию. — Його императорское величество назад не выходыло, выдать, так с ее величеством с балкону на воду дывляться. Це само прыемно заняття — на воду дывытися, а вода-то за бортом пенытся, як горилка бродыть, и так в нее плюнуть хочеться, просто сил немае. А ще можна на далекисть плювать.
— Дальше моего папа никому не плюнуть. Он на всю Россию наплевать может, — сказал наследник, выходя в столовую, прошествовал по коридору мимо кают адмирала, командира, и еще трех, предназначенных для свиты, и затем через устроенную среди орудий «библиотеку», снабженную массивным столом, узенькими диванчиками и книжными полками подошел к балкону, в дверях которого была видна мощная фигура Александра III.
— Где ты был, Ники? — спросила его императрица. — Мы тут с папа и Мишей смотрели на воду, она так приятно пенится.
— Осматривал свою каюту, — ответил матери наследник. — И кто из вас дальше плюнул?
— Чего?! — переспросил царь.
Николай струсил и быстро пробормотал, боясь навлечь на себя гнев отца:
— Мама, вы уже уходите? Я тоже уже иду, только скажу несколько слов папа.
Он нырнул под руку Александра и выскочил на адмиральский балкон, с которого был виден Кронштадт и вдали в дымке проглядывал Петербург, блестя куполом Исаакиевского собора. Взявшись за обтянутый шелком леер, чтобы не поскользнуться на клеенчатом полу, Николай взглянул на воду. Она действительно пенилась, у самой воды из какой-то трубки вывалилось дерьмо и весело затанцевало на сверкающей в лучах солнца волне, отираясь коричневым боком о красную полосу ватерлинии. Император все еще стоял на балконе, повернувшись спиной к сыну, и курил папиросу, задумчиво глядя вдаль. Николай украдкой плюнул, но в дерьмо не попал, поэтому обратился к отцу, воодушевленный разговором с простым русским матросом, так хорошо понявшим волновавшие его чувства:
