Она лежала на белых подушках с забинтованной головой, с закрытыми глазами. Мать и сестры уже ушли, оставив ее одну.
— Солнышко, — прошептал он.
Агнес распахнула глаза.
— Папа!..
— Как себя чувствуешь?
— Голова болит.
— Сочувствую, детка. Немного поболит, а потом пройдет. Ты жутко нас перепугала.
— Я не знала, что там камень, — пробормотала она со слезами.
— Видно, его накрыло приливом.
— Прости, что я доставила вам столько волнений. Наткнулась на валун…
— Не за что извиняться. Нам нужно только одно — чтобы с тобой было все в порядке.
Она кивнула, но плечи затряслись в беспомощных рыданиях. Девочка плакала у него на груди, промочив слезами рубаху, а Джон думал о предательском камне в воде, который чуть не отнял у него дочь.
— Тебе надо поспать, — шепнул Джон.
— Не уходи, пап, — пробормотала Агнес, толкая его кулачками, как маленькая. — Не уходи, пока не засну.
— Не уйду, обещаю.
И не ушел, пока Агнес не погрузилась в сон, долго еще просидев после этого, чтобы полностью удостовериться.
На другой день Агнес спокойно лежала в собственной постели, а Хонор стояла в своей мастерской, перепачкавшись в масляных красках. Безумные события — подготовка холста, красок, начало работы, несчастный случай, едва не лишивший ее дочери, — привели в какое-то отупение. Вчера она легла спать с тревогой, с облегчением, с миллионами других переживаний и долго не могла заснуть, даже закрыть глаза. Видела перед собой только насквозь промокшего, перепачканного в песке Джона, обнимавшего Агнес. Абсолютно нереально. Эта картина преследовала ее на протяжении всей бессонной ночи — муж с дочерьми на руках — сначала с Агнес, потом с Реджис. Картина менялась.
Хонор со всех ног бросилась в мастерскую, чтобы запечатлеть ее. Краски и контуры выливались на холст, она думала только об этом, а не о своем ребенке в больнице. Работала кистью, наносила мазки, грубо изображая Джона с их дочкой. С Реджис или с Агнес — неясно и, может быть, даже неважно. Он был очень нежен, но явственно чувствовались душевное напряжение, волнение, мрачность… Она полностью погрузилась в работу, стараясь не упустить ничего.
В точке перспективного схода на фоне возникла вершина холма, увенчанного старой каменной стеной. Хонор опустила кисть. Почему она это сейчас написала? Потому что ничего нельзя упускать.
Кисть изобразила круглые камни с белыми крапинками лишайников, смягчавшими очертания, оставив темное пятно — отверстие, где пряталась шкатулка.
