Кошка сидела так тихо, что он с трудом заметил ее. Потом увидел сверкнувшие зеленые глаза белой кошки. Господи, как похожа на Сеслу… У него захватило дух, глаза защипало. Старая кошка, старая драгоценная жизнь… Но ведь это не она, ей уже было бы девятнадцать лет. Возможно, умерла, пока он сидел в тюрьме, скучая по ней точно так же, как и по всему остальному. Впрочем, может быть, это какой-нибудь ее потомок… Взор затуманили слезы.
— Это ты! Ты действительно дома?
Услышав голос, Джон поднял глаза и увидел Берни, бежавшую с холма по винограднику, по луговым цветам, в черном плате, в развевающихся одеждах. Лопата упала на песок, он подхватил сестру, спрыгнувшую с высокого откоса.
— Джонни, — всхлипнула она.
— Берни…
Держа ее в объятиях, он позволил себе заплакать. Слишком долго сдерживался. Теперь переживания вырвались из груди, вылились с содроганием. Настоящая, реальная Берни на любимом с детства берегу… Здесь она всегда была с ним с самой минуты его рождения.
— Это действительно ты, — прорыдала она.
— Иногда казалось, что я этого дня никогда не дождусь.
— Даже не представляешь, как я по тебе тосковала.
— А я по тебе. Фактически, твои письма помогли мне выжить.
— Нет, Джонни. Ты не знаешь, как мне хотелось быть рядом с тобой. Редкие свидания ничего не давали…
— Тебе надо было работать. Я понимаю.
Обливаясь слезами, она протянула руки к его лицу, глядя в глаза, стараясь угадать его чувства. От любого другого он отшатнулся бы, но только не от Берни.
— Ты мой маленький братец… Для тебя я бы пошла на все.
— Знаю. Знаю, как трудно было получать разрешение ордена на полеты в Ирландию. Твои письма, молитвы… ты была со мной каждый день. Поверь, постоянно была со мной в камере.
— Этого мало, — пробормотала она. — Я себя чувствовала абсолютно беспомощной.
— Ты присматривала за Хонор и девочками, как обещала.
— Я люблю их. Отношусь к Хонор, как к родной сестре. А девочки… — голос дрогнул, она вновь заплакала, — …мне ближе родных, если бы у меня были дети. Благослови их всех Бог.
— Берни…
Они вновь обнялись, а потом отступили на шаг друг от друга, как бы по взаимному согласию осушив свои слезы.
— Ты нисколько не постарела, — улыбнулся он. — Ни чуточки.
И действительно. На лице ни морщинки, глаза чистые, яркие, пряди волос, выбившиеся из-под плата, такие же рыжие.
— И ты по-прежнему выглядишь, как мой маленький братец. — Она вновь дотронулась до его лица.
— Теперь постарел, — возразил он. — Постарел в тюрьме, Берни.
