«Да никогда я не подличал, елы-палы! – подумал Касьминов. – И не собираюсь».
А это ты попробуй доказать своему бывшему командиру. Не докажешь. Даже если он и поверит тебе, даже если ему министр обороны прикажет поверить и он подобострастно ответит: «Есть!» – все равно не поверит он и ждать будет от тебя подвоха. Такое оно живучее слово.
«Не пойду я к ним, машиной займусь, к отцу ехать надо! – подумал Касьминов. – А жене об этих делах ни гу-гу. Вот влип, елы-палы!»
И на пир он к Егорову не пошел. Видно, зря не пошел. Об этом Николай подумал через месяц уже на больничной кровати в первый же день, когда боль давила откуда-то изнутри, распространяясь по всем клеточкам его крепкого, сильно избитого тела.
На следующее утро полегчало. Изменился ход мыслей. Нет, конечно же, случившееся с ним на дороге – чистая случайность. Какой-то чайник не справился с машиной, тормозя на обочине, толкнул «девятку» перед собой, та примяла копавшегося в багажнике Касьминова. Все ясно. Чайник он и есть чайник. И нечего вплетать сюда командира части, других людей. Сам чайник и не сопротивлялся, за все, говорит, заплачу, бучу не поднимайте. Виноват.
Таким покладистым он был неспроста. В «Жигулях», которые он толкнул, сидел полковник с женой. Им-то, конечно, ничего. Но сам полкан, когда прикинул, что к чему, сказал этому богатому чайнику прямо: «Ты тут понт не наводи. Я все видел. Потерпевшему выложишь все до копеечки при мне. Завтра же. И за лечение, и за машину. И за моральный ущерб. Ты все понял?» Касьминов слышал эти слова сквозь плотную завесу боли. Он уже лежал на земле, видел плачущего Ивана, хотел поскорее перебраться в собственную кровать, разбросав руки по чистой простыни.
«А ты кто такой, чтобы тут командовать. Три звездочки нацепил, значит…».
«Я тебя, щенок, с дерьмом смешаю и в дерьме же утоплю, если ты не сделаешь то, что я сказал! – голос у полкана был суровый, это почувствовал даже сильно стиснутый болью Касьминов, даже сын его Иван. – Документы! Не покажешь, все равно узнаю. Сейчас гаишники подъедут».
«Да рассчитаюсь, чего ты волну гонишь» – чайник, однако, струсил, дал полковнику визитку, затем водительское удостоверение.
«Со мной ты рассчитаешься. Но, главное, завтра ты привезешь все деньги в больницу ему, ясно?!»
…На третий день мысли распрямились, прояснились. Все врачи в один голос: «Ну и медведище ты! Такая крепкая кость, не верится. Задок у машины в дугу, такой удар по ногам, а кости целы». Через неделю чайник деньги отсчитал, передал жене Касьминова, между прочим, в присутствии полковника и самого потерпевшего. Полковник оказался мужиком, каких мало видел на своем веку Касьминов. Все организовал, в больницу приехал, проследил, чтобы чайник деньги отдал да еще сказал ему напоследок: «Доставать его будешь, я тебя на любых Канарах отыщу, понял?!» – «Да хватит вам об одном и том же. Я же за все расплатился», – сказал чайник и вышел из палаты. «Так-то оно лучше», – полковник посмотрел на Касьминова, на его жену, угрюмо произнес: «Крупно тебе повезло, майор. Я за ним километров тридцать наблюдал. Плелся за нами, как приблудившаяся собака. Никак в толк не возьму, что ему было нужно». – «Да чайник он!» – вздохнул Касьминов. «Это тебе показалось, майор. У него с вождением все нормально. Я справки навел. Он даже в гонках участвовал. Ты где-нибудь прокололся? Где работаешь?» Николай коротко рассказал о себе. О Куханове, Егорове, Петьке-прапоре не упомянул ни словом. Это, похоже, понравилось полковнику. «Спасибо вам за помощь! – Касьминов был искренен. – В конторе, где я сейчас работаю охранником, большой ремонт намечается. Можно будет по дешевке стройматериал БУ, но хороший, прикупить. Столы, стулья, шкафы. Для дачи сойдет. Могу организовать». – «Ты за своим здоровьем следи лучше, организатор. Вот тебе моя визитка. Если что – звони. Я три войны прошел. Видел, как наши солдатики гибнут за здорово живешь. Как друзья гибнут, понимаешь? Но это служба, война. А здесь мразь какая-то, губошлеп с толстым кошельком, глаза во флюгер, не видит ничего… Я как увидел тебя, вмятого моей же машиной, думаю, порешу гада. На ровном же месте! Такого просто не бывает. Я за рулем тридцать лет. Туда бы их, в джунгли, да пустыни, в горы. Только не с бабьем нежиться в отелях, а на пузе ползать с автоматом. О, уже три часа! Мне пора! Будь здоров! И звони если что, звони!»
