— Тельняшку на Житнем купил? — спрашивал Василь у Саши.
— На Житнем, — кивал Саша.
— И я на Житнем. А мичманку?
— Тоже там.
— И я, — сказал Василь. Глянул пристально на Сашу и спросил: — Тебе сколько?
— Чего сколько?
— Лет…
— Пятнадцать.
— И мне. А им что сказал? Шестнадцать?
— Угу.
— Я тоже.
— А Любин сразу раскусил, что темнишь? — покосился на помощника капитана Василь.
— Как в воду глядел, его не проведешь, сам, видно, таким был. — И кочегары весело засмеялись.
Пароход поднимали к вечеру. После обеда снова что-то еще подготавливали. Но вот, наконец, все затихли, запыли в ожидании, и капитан скомандовал:
— Начинай!
Запели лебедки, туго, с хрустом натянулись тросы, качнулись, слегка накренились друг к другу, баржи. Всколыхнулась, вздулась между ними вода, и на ее поверхности появилось что-то сероватое, плоское. Саша вначале даже подумал, что пароход под водой перевернулся и его поднимают вверх дном. Но это оказались крыши кают верхней палубы, а рубку и трубу сразу трудно было заметить, так как все почти сравнял плотный толстый слой ила, смешанный с водорослями, обрывками канатов, ржавых тросов и прочего мусора, оседавшего на дно затона. Затем показалась палуба. Из разбитых окон кают грязными потоками текла вода с илом и песком, разбиваясь о края барж, окатывая брызгами одежду и лица людей. Но никто не сторонился, не уходил. Все стояли, словно завороженные этим торжественным и вместе с тем печальным зрелищем. Пахло водорослями, керосином, застоявшейся водой.
Вот появился уже и сам корпус, облепленный комьями ракушек. Теперь уже можно было, хотя и с трудом, прочесть полуистершиеся буквы — «Полина Осипенко».
И Саше вспомнилось, как незадолго до войны, приехав в Киев, они все вместе — отец, мать и бабушка, ездили на этом пароходе в Канев. Тогда пароход весь сиял бело-голубой краской, играла музыка, и на палубе пели песни веселые люди.
— Смотри, смотри, совсем маленькая дыра! — толкнул Сашу Василь.
— Не дыра, а пробоина, — поправил боцман.
Саша вглядывался в корпус парохода. Теперь уже и он увидел пробоину. Действительно она была небольшой.
— Хорошо сработали ребята, — сказал Чубарь, — по-хозяйски, знали, что своим ремонтировать придется…
Иришка выбрала свободное время и зашла в Управление пароходством, чтобы порасспросить об отце. Может, уже вернулись люди, которые знали его?
Здание показалось ей гулким и необжитым, большинство дверей заперто, по-видимому, не все еще отделы работали. Девочка поднялась на второй этаж, откуда доносился негромкий, приглушенный шум голосов. Остановилась у приоткрытой двери, из которой вытекал сизый папиросный дым, несмело заглянула. У длинного стола сидело человек двадцать — слушали стоявшего за фанерной трибуной мужчину.
