— Сколько же?
— А вот давайте сегодня проверим.
Гнатюк привел расчеты. По норме на каждом стане нужно прокатывать за час девять слитков. Получается шесть с половиной минут на одну трубу. План, правда, выполняется, но при этом много минут уходит зря. Гнатюк предложил встречный план: каждые шесть минут прокатывать на каждом стане одну трубу. Это значит, что печи должны выдавать каждые три минуты один слиток, так как станов два.
— Справится печная бригада с этим заданием? Как вы думаете, Сергей Никифорович? — спросил Гнатюк.
Сергей Никифорович поднялся с места.
— Мы можем выдавать слиток каждые две минуты сорок секунд.
— Тогда вы каждому выдайте за казенный счет часы, чтобы следить мог, — крикнул Степаненко и сам же рассмеялся своей шутке.
— А часы у печей и станов для чего установлены? — возразил Гнатюк.
— Чтобы знать, когда шабашить, — снова пошутил Степаненко.
— Тише, товарищи, — остановил его Коваль. — Продолжайте, товарищ Гнатюк.
— Я все сказал, — отозвался Гнатюк. — У меня еще два вопроса. Товарищ Борзенко успеет за три минуты прошить слиток?
— Успею, — пробасил Борзенко.
— А ты за шесть минут прокатаешь трубу?
— Думаю, что прокатаю, — неуверенно ответил Степаненко. — Надо попробовать.
— Тогда я считаю, что следует принять встречно-часовой план.
Люди молчали. Только Сергей Никифорович громко крикнул:
— Правильно!
В это время раздался гудок.
И люди поднялись, точно гудок давал им право разойтись, не сказав своего мнения.
Глава вторая
Уже покрывались бойкой молодой листвой клены и тополи. Лишь одна акация стояла голая, почерневшая от зимних невзгод, словно навсегда умертвленная осенними дождями и лютыми февральскими морозами. Однако по едва заметным, но верным приметам — по малюсенькой наливающейся соком почке, по слегка светлеющей коре — можно было уже видеть, что и акацию не минет пробуждение природы. Пройдет еще несколько дней — проснется и акация. И, стремясь наверстать упущенное, быстро покроется зеленой листвой. А вслед за листвой, обгоняя тех, кто пробудился раньше, выбросит первые гроздья цветов, которые, раскрыв свои лепестки, наполнят воздух сладковатым ароматом.
Близился вечер. Закат был багровым, буйным. Можно было подумать, что солнце, уходя, решило поджечь небо. Откуда-то издалека донеслась песня. Потом вдруг оборвалась.
Михо взглянул на томительно медленные стрелки часов. «Где же Марийка? Она обычно никогда не опаздывала».
Он глядел на ворота парка. Ее все не было.
