Она сказала это с сожалением, даже с грустью.
— Я нигде, кроме нашего города, не была. А как будто все уже видела — весь мир видела. Ну как это объяснить?..
Она оглянулась, точно окружающее могло подсказать ей более точное объяснение.
— Как вам сказать?.. Будто вся страна — это мой дом. И все, что у других делается, — меня касается. Когда наши летчики выручали челюскинцев, я так волновалась! Как будто на льдине не чужие люди. Они же, челюскинцы, меня не знают!.. Не надоело вам?
— Нет… Говорите.
Мимо низ прошел какой-то старик, поздоровался с Марийкой.
— Как дела, доню? — спросил он нежно.
— Все в порядке, Сергей Никифорович, — ответила Марийка. — Мама уже спрашивала, чего это вас долго нет.
— Зайду на днях, — ответил старик. — Дела разные, замотался.
Он пошел к буфету.
— Это Сергей Никифорович Клименко. Сварщик наш, с завода. Самый близкий друг моего отца был… Умер папа, — добавила она с грустью и замолчала.
— Это плохо, — с участием отозвался Михо.
— Да, плохо, Михо, — сказала она. — Хороший был у меня отец. Настоящим другом мне был…
Она помолчала минуту — две, потом продолжала:
— Недавно мы написали письмо Николаю Островскому. Вы читали его книгу «Как закалялась сталь»?
— Не читал, — смущенно ответил Михо.
— Ничего, прочтете, — сказала Марийка уверенно. — Островский — тяжело больной человек, слепой, говорят, парализованный. А пишет книги… Ну вот, написали мы ему письмо — ребята нашего цеха написали, и я тоже подписала… Благодарили его за хорошую книгу. Послали письмо в Сочи, а ответа, думаем, не получим. Ему, рассказывают, дощечку сделали с вырезами, и он на ощупь по этим вырезам, как по линейкам, пишет. Трудно как! Ну, думаем мы, хорошо, если сестра прочтет ему наше письмо, — пусть почувствует, что он не один, что у него везде друзья. И вдруг получаем письмо, на конверте написано обыкновенным почерком, штемпель «Сочи». Разорвали мы конверт. А на листе бумаги… Крупный, такой неровный почерк, как пишут дети… На пол-листа письмо. Сам Островский писал! Пишет, что очень обрадовался нашему письму, работает над новой книгой, желает нам успехов в жизни. «Очень хотелось бы, — пишет, — каждому из вас, дорогие друзья, крепко пожать руку…»
Марийка замолчала, словно подводя итог тому, о чем рассказала.
— Вот об этом я и говорила… Живу я в поселке, далеко и от Ледовитого океана, и от Сочи. И выезжать никуда не выезжаю. А получается, как будто я везде была и всех знаю… А у вас?
Михо задумался. Какое-то незнакомое чувство поднялось в нем. Недавно, когда они танцевали, Марийка казалась ему совсем близкой, словно ничто их не разделяло, и все было понятным, а теперь он чувствовал, что она ушла далеко и, если не сделать чего-то важного, решительного, никогда больше не вернется она.
