Трус, подумал он.
Трус, трус.
Но Роберт тоже был трусом.
Он позволил забрать других людей.
Он ничего не сделал, чтобы остановить их, не вышел вперед, чтобы спасти кого-то, даже ценой своей собственной жизни.
Он позволил себе не думать о своей маме. Он позволил другим людям сделать это вместо него.
Он же ребенок, он должен быть защищен.
Он особенный, он… Но он не был особенным.
Он не был Избранным.
И даже если был… Он любил такие книги, истории и фильмы.
Он любил все, где был Избранный, особенный человек, герой, и он любил представлять, что с ним когда-нибудь случится что-то подобное.
Но одно он заметил — как бы, казалось, он ни рисковал своей жизнью, в конце концов найдутся другие люди, рискующие своими жизнями тоже, готовые с радостью отдать их за Избранного, героя, который бы смог выжить, чтобы продолжить сражаться, или делать что-то умное, и каждый принимал это как должное.
Зачастую герой даже не знал их имена.
Он, конечно, изредка задумывался о них во второй раз, после первого вздоха сожаления о потере.
Роберт знал, что он не был героем, не был особенным.
Но глядя на этого человека, "Доктора фрика", как назвал его Даррен, он знал, что находится в обществе того, кто был.
Он вспомнил, как мужчина сказал, что больше никого не заберут.
Ну что ж, возможно, он был почти прав.
Он собирался остановить все это, Роберт действительно поверил в это.
Так что, возможно еще одному человеку придется пойти, и тогда со всеми будет все в порядке: Сарой и ее матерью, и старой миссис Побджой, и остальными.
И возможно человек, который пойдет, поможет герою.
Может, отдаст свою жизнь за героя.
Возможно, будет частью выхода из положения, даже если они должны умереть.
Может, даже удивительная девушка, подруга героя, погрустит о нем, потому что он знал, что герой ее как-нибудь спасет.
Она никогда не узнает его имени, но может быть она прольет слезу и скажет, — Этот мальчик умер последним.
Мы бы никогда не сделали это без его жертвы.
И Роберт неожиданно понял, что вышел вперед, отмахнувшись от протестующих рук миссис Пабджой и мистера Кэйтсби, и выкрикнул, — Возьмите меня.
И они забрали его.
Роберта удивило, что никто не задействовал серебристую коробку и не активировал диск на его лбу.
Он вышел из комнаты все еще контролируя себя, чему он был чрезвычайно благодарен, тем не менее, он все еще был сильно напуган.
Он пытался не показывать этого высокому мужчине, герою, который шел перед ним.
Мужчина повернулся к Роберту.
