это поздний Тициан. Ее имя - часть ее дивного облика: Аннунциата, «благая весть»; великие авторы великих «Благовещений» писали с нее образ Марии.
Аннунциата неслучайно выписана в повести «альбанкой» (не путать с Албанией). В Альбано случился разговор, о котором много лет спустя вспоминали друзья Гоголя. Иванов и Иордан только что похоронили товарища, и на поминальном обеде обронено было: «Вот, вместо невесты обручился с римской Кампанией» (иностранцев неимущих иногда хоронили прямо в поле). «Значит, надо приезжать в Рим для таких похорон», - откликнулся Гоголь, и все запомнили: ага, Гоголь хочет умереть в Италии. Он имел в виду другое. Кампания - вот единственная жена, достойная гения. А кто еще? Ну не Гончарова же, в самом деле.
«Повстречав ее, останавливаются как вкопанные и щеголь миненте с цветком за шляпой, издавши невольное восклицание; и англичанин в гороховом макинтоше, показав вопросительный знак на неподвижном лице своем; и художник с вандиковой бородкой, долее всех остановившийся на одном месте…» Так безымянные персонажи Гоголя смотрели вслед еще одной героине - но только одной. В финале «Мертвых душ» тоже «остановился пораженный божьим чудом созерцатель»: это чудо - Тройка-Россия. Только движение России-Тройки - «наводящее ужас» (прямо как шаг Петра у Пушкина: лик ужасен, движенья быстры, он прекрасен). А движение Италии-Аннунциаты дарует просветление.
Просветление это в повести даже как-то нарочито списано с просветления Савла, а шутовское-карнавальное «опрощение» эпизода возвеличивает его еще больше. Даже и произнесено слово: «ослепление». Аннунциата является Князю свыше, буквально свыше, потому что снизу вверх смотрит он на нее (он как раз нагнулся подобрать свою шляпу) - и облако белой мучной пыли тут же слепит ему глаза: это шалят карнавальные «маски». «Весь белый, как снег, даже с белыми ресницами, князь побежал наскоро домой переодеться». Аннунциата потеряна в суете карнавала. Нужно найти Аннунциату. Начинается путь веры.
Путь ведет князя в трущобы - там находит он Проводника, и адские перебранки местных жителей - не лишенные, впрочем, поэтического совершенства - сопровождают их всю дорогу; судьбы и лица бесчисленных «сьоров» и их «сьор» мелькают перед нами. Похожая погоня - в «Невском проспекте»; только там герои никогда не выйдут из Ада, оттого что женщины, за которыми следуют они, - всего лишь пародия на Аннунциату.
Наконец, Князь взбирается на Гору. Оттуда, стоя рядом с San Pietro in Montorio, он смотрит на Рим.
