Есть такой старый вопрос: какую книгу вы бы взяли с собой на необитаемый остров? Отвечаю. Десять томов «Колеса».
Вообще, солженицынский масштаб был таков, что в русском обществе просто не существовало такой точки обзора, с которой его можно было бы «снисходительно не признавать». Все многочисленные «разоблачения» его личности, исходившие от советских и антисоветских, посконных и загранолюбивых, обидчивых и сердитых, вызывали не столько злость, сколько жалость: с таким же успехом разоблачительные господа могли топать ногами на море. Неловкость, сплошная неловкость: за врагов Солженицына было стыдно, когда они приписывали ему несусветные дикости, объявляли его то фашистом, то «реакционно-мессианским пророком», а то и вовсе русским аятоллой. И это при том, что взгляды Александра Исаевича - в действительности очень умеренные, предельно рациональные и по-своему очень «американские», то есть подлинно-демократические, - ох как далеки были от всего того, что «приличные люди» так не любят в России. Скорее уж, Солженицын как деятель воплощал в себе то, на чем держится как раз весь западный мир, и даже этого в нем изряднопорядочные критики не поняли и не узнали. Что же до гонителей с противоположного края, то там и говорить не о чем: «клеветал», «не любил нашего товарища Сталина», «работал на сатанинское ЦРУ». Только и есть, что сказать: милое ЦРУ! Забери уже куда-нибудь, желательно к черту, таких патриотов.
А еще было что-то очень существенное в самой личности Александра Исаевича, что заставляло считать его образцом, эталоном поведения человека, и то был вовсе не «антилиберализм», «антисоветизм» и прочие ярлыки в том же роде. Обаяние Солженицына, которое так явно чувствует всякий, кто открывает его автобиографические сочинения, исходило от его немыслимого жизнелюбия: вся его жизнь есть, если угодно, урок по борьбе с унынием. Реальность - любая реальность, а не только крайняя по жестокости, лагерная - обыкновенно направлена против человека, превосходящего общее место. А уж тот мир, в котором провел большую часть жизни А. И., и вовсе не оставлял ни единого шанса на рискованную самостоятельность. И все-таки он разгромил эту бетонную объективность. Учитель математики, он опроверг всю печальную арифметику, которая полагалась ему, как родившемуся в 1918 году, а затем еще и призванному, посаженному, заболевшему, преследуемому. И в итоге даты жизни его на могиле будут напоминать старые фантастические романы - ведь сама цифра 2008 уже говорит человеку двадцатого века о том, что трудное настоящее пережито, и наступило какое-то далекое смутное завтра, по всей вероятности, более спокойное и счастливое. Но все-таки этот страшный, хотя и бодрый, веселый, как и «Архипелаг», урок его биографии еще пригодится, когда арифметика русской истории снова примется делить и вычитать растерянных людей.
