Бедность | страница 31



Дальше идет целый рассказ о том, как рабочие тащили эту несчастную свинью, сначала за голову, потом за ноги, Тем временем прибежали еще две свиньи, и рабочие едва смогли от них отбиться…

Газета Микояновского комбината была далеко не одинока. Те же темы, те же образы мы можем найти и в других изданиях. Например, журнал «Культура и быт» опубликовал примерно тогда же такую заметку:

«В свое время заводские организации построили свинарник. Но свинарник - заброшен, свиньи дохнут чудовищными темпами. Из 212 свиней, прошедших через свинарник, только 76 штук вынесли царящий в нем режим. 78 свиней сняли с откорма, 44 свиньи заболели, 3 пали „по неизвестным причинам“».

Здесь тоже свиньи персонифицированы, ведь с ними обращаются как с людьми, и чувства у них такие же. Люди, описывая жизнь животных, зачастую переносили на них свои собственные ощущения и даже свой протест, который они не могли не только выразить, но даже и сформулировать.

В августе 1945 года Джордж Оруэлл опубликовал роман «Звероферма» (Animal Farm), где, повествуя об очеловеченных животных, пытался рассказать историю вырождения революционного режима. Политическая сказка Оруэлла воспринималась как аллегория, но поразительным образом персонажи английского писателя оказываются литературным продолжением реальных героев советской жизни 1930-х годов, ее удивительной и зловещей стихии.

Роман Оруэлла заканчивался сценой всеобщего примирения, в которой похожие на свиней капиталисты договариваются о сотрудничестве с очеловечившимися свиньями, составляющими бюрократическую элиту Зверофермы. Этому пророчеству предстояло сбыться гораздо позднее.

Искусствовед в революции

Воспоминания Владимира Вейдле

Когда в Париже готовилась к печати книга «Эмбриология поэзии» - сборник статей выдающегося литературного критика, эмигранта первой волны Владимира Васильевича Вейдле - предисловие к ней написал эмигрант третьей волны Ефим Григорьевич Эткинд. Перед отправкой в печать он прочитал свое напутствие старому и уже хворому коллеге по телефону. Эткинд произносил ласкающие слух слова о том, что Вейдле прожил удивительно счастливую жизнь, побывал во всех тех странах, о которых думал и писал, прочел тысячи книг, не сидел в тюрьме, не подвергался обыскам и арестам, не ходил под пули против фашистов. А советским коллегам Владимира Васильевича, его сверстникам, досталась худшая доля: они и воевали, и сидели, и ни о каких странах, которые всю жизнь изучали, и подумать не могли, и трудов западных искусствоведов часто не могли прочесть даже в спецхранах.