Войдя в квартиру, она сорвала пальто, платок, сапоги и сразу прошла в свою комнату.
Почти следом в дверь заглянула бабушка, совещавшаяся все это время с остальными «свахами».
— Ну, как он тебе, деточка?
— Ничего, — пожала Галя плечами, стараясь не выдать раздражения.
— Ничего? — удивилась бабушка. — Такой приятный молодой человек. С опытом…
— Да, чего-чего, а опыта у него не отнимешь.
— Что такое? Он тебе не понравился?
— Нет, что ты. Я от него в восторге. Любовь с первого взгляда. Завтра идем в ЗАГС.
— Как? Так скоро? — ужаснулась бабушка, приложив руки к груди.
— А чего ждать? Мы могли бы ребеночка сделать прямо сегодня, на заднем сиденье его машины. Жаль только, на улице прохладно.
Бабушка помолчала некоторое время, переваривая услышанное, потом сказала:
— Все ясно. Он тебе не понравился.
— Бабуля, можно я попрошу тебя об одной вещи?
— Да, деточка, — испуганно пролепетала Зоя Даниловна.
— Никогда больше не устраивай всего этого. Никогда. Хватит. Достаточно. Я сыта по горло «женихами». Все!
«Почему я?» — именно такой вопрос мы задаем себе, когда на нас обрушивается несчастье. Как будто несчастье — есть форма высшей несправедливости, которую судьба может допустить по отношению к нам. И это последний вопрос загнанного в угол человека, заданный перед тем, как окончательно смириться со своим новым положением опального подданного Ее Величества Судьбы.
Но провидение удивительно в своих слепых импровизациях. Оно тщательно скрывает от выживших то, что не повезло только мертвым. Сотни и сотни легли на Чеченской земле еще в первую войну, многих из которых не удалось опознать. По ним не устраивают общенационального траура, их родственникам не выдают звезд героя. А ведь у каждого из них была своя судьба, свой путь. «Почему я?» — вот кто имел право задать этот вопрос. Прокричать его на всю вселенную, словно обвинение слепым силам, работающим железными челюстями. «Пепел и прах, — шепчет в ответ НЕКТО. — Пепел и прах…»
Эта обреченность заставляет страдать живущих.
«Пепел и прах», — слышали по ночам родственники псковичей, погибших под Шатоем 21 февраля.
«Пепел и прах», — слышат родители, дети которых не вернулись из Аргунского и Веденского ущелья или вернулись, но совсем не такими, какими ушли.
«Пепел и прах», — ядом вливается по ночам в уши тех, кому повезло остаться в живых, но не повезло уберечься от ран. Как душевных, так и телесных.
Степан тоже слышал этот шепот. Но шепот не пугал его. Однако он видел, как многих этот шепот приводил в отчаяние, вызывал приступы ненависти, будил яростное желание мести.
