— Ну и упрямый же ты, Степан, — посетовала она, осторожно снимая повязки. — Больно?
Он покачал головой, но по лицу было видно, что больно.
— Ну, как там поживает моя бывшая нога? — спросил он, стараясь казаться спокойным, но дрожащий голос выдавал его.
— Гораздо лучше, чем тогда, когда тебя сюда привезли… Потерпи, потерпи, — привычно проговорила Галя из-под маски, как можно осторожнее работая специальным тампоном. — Ты молодец… молодец… Отлично. Отеки проходят, заживление хорошее. У тебя еще две вечерних чистки, а дальше все пойдет как по маслу.
— Знаете, я раньше читал, что когда человек теряет руку или ногу, он продолжает ее чувствовать. Я тоже их чувствовал. Особенно когда просыпаешься, но еще не проснулся до конца, кажется, они на месте. А как шевельнешься, сразу все становится понятно.
— Это проходит. Пока мозг не адаптируется.
— Помню, только сбросило меня с БМП, мне даже как-то смешно стало. Чуть другана своего, что спас меня, не послал свою руку искать. Говорил ему что-то, а самому смеяться хотелось.
— Это последствия травматического шока, — пояснила она, чтобы отвлечь его. — Есть две фазы шока. Эректильная и торпидальная. При эректильной больной может быть подвижен, артериальное давление кратковременно повышено, пульс учащен.
— Как? Эректильная? — переспросив, усмехнулся Степан. — Похоже на эту… эрекцию.
— Господи, вы, мужики, просто неисправимы! — засмеялась Галя.
— Слово похожее, — смущенно оправдывался он.
— А это что такое? — спросила она, заметив под ним краешек бумаги.
— Так, ничего… Вообще-то это я вам хотел отдать.
— Так отдавай.
— Я передумал.
— Ладно, сама заберу. Нечего мне тут стерильность нарушать. Вот новости…
Она вытащила из-под него листок бумаги, вырванный из обыкновенной школьной тетради, и замерла.
На листке шариковой ручкой была нарисована девушка, в которой Галя узнала саму себя, свою улыбку, ямочки на щеках…
— Это ты рисовал? — поинтересовалась она, чуть стягивая маску.
— Вам нравится?
— Ну, на самом деле мои глаза не столь выразительные и чуть раскосые, но в остальном… неплохо.
— И ничего не раскосые! Замечательные глаза.
— Мамочка дорогая! Да ты мне никак комплименты делаешь?
— А что в этом плохого?
— Честно? — склонила она голову.
— Желательно, — преувеличенно горестно вздохнул Степан.
— Совершенно ничего плохого. Рисунок мне очень нравится. — Галя наклонилась и поцеловала его в щеку. — Спасибо.
— Я могу нарисовать еще хоть десять, — с энтузиазмом предложил Степан.
