- Слухай, Василь… Все грешны, чего тут… А ты, милой, раскинь правду - вот тебе и прощеное Христово воскресение будет… Свои, милой, здесь, - простят.
Носов сопел, всхлипывал, потом поднял уродливое лицо и неожиданно заговорил спокойно:
- Ну вот что, для деда Парфена скажу: знаю, где лошадь. Митрий Михалыч, - обратился он к хозяину лошади, - езжай в Широкий Буерак… В лесу там, налево от первой просеки в ложбине, у зимовья, где деготь гнали, - там найдешь… Не я крал, а дорогу делал, разрази на месте…
Он встал, опять пьянея.
- А теперь положите меня на печку… Голову ломит… Эту деревенскую драму мать приводила как одно из переволновавших ее событий во время беременности…
Проводы покрыли все.
Можно сказать, вся Шиловка - и Васька снова трепался здесь - с песнями и пляскою провожала городских гостей чуть не до Любкиного перевала. Здесь и прощание, и поцелуи, и махание отъезжающим, покуда розвальни с Сережей и Аненой не скрылись за изволоком.
- Хороший народ они все, - говорил Анене муж. - Прямо лучше некуда. Работники - золото, - ты заметь, и с нами валандались, и дело не бросали… Да. А вот поди ты, темнота какая. Словно бы обреченные… Тут я чего-то понять ие могу Потом с гнусарем этим Таким манером дела не замажешь - в артели такого не должно случаться… Помяни слово, безносого этого еще и мы встретим, он через Шиловку раздуется… - Отец помолчал. - А народ хороший - и родня твоя и другие тоже.
Глава седьмая
РОЖДЕНИЕ
В избушках под одной крышей жили интересами будущего человечка, зреющего в животе Анены.
Старухи заняты были приданым. Февронья Трофимовна развернула весь свой талант в хитрых вышивках, которыми она украшала наволочки, нагрудники и чепчики. Федосья Антоньевна занималась пеленками, свивальниками и вязала теплое одеяльце.
Дядя Ваня, приходя со службы, ухищрялся над точкою и выделкой колыбели, впрочем, его секрет был не полным, в эту работу был посвящен Андрей Кондратыч, в его задачу входила роспись колыбели.
Старик синим и красным карандашом на бумаге придумывал узоры, бегал с рисунком в сарайчик - прикидывал, примерял, советовался с дядей Ваней и снова у стола в своей лачужке чертил, менял сделанное.
Вспоминаю теперь людей, окружавших мое детство: Андрей Кондратыч запомнился мне как один из самых живых людей.
На рассвете, зимой и летом, возвращался он с караула со своими "палочками-смекалочками" из "аряй-маряйного дерева". Эти палочки были действительно замечательны, может быть, и вправду говорил о них Андрей Кондратыч:
