У колодца | страница 3



Нет, Сергушин бежать в панике и не думал. Спокойно обсудил. С фашистом оставаться ему незачем. Он уйдет, отступит. А придет время — вернется, обязательно вернется. В Севастополе прошла вся его жизнь. Здесь и могила его жены…

И когда твердо решил уходить — стал готовиться.

Не было жаль вещей— «барахла». Пусть гибнет!

Цветы жаль!.. Нет, он их не оставит на умирание.

Игорь Петрович отобрал пять вазончиков с цветами, которые очень любила его жена, и

отнес на кладбище. Пересадил на могилку и ежедневно стал носить бидончиком воду —

поливал, чтобы привились.

Вот и сегодня с бидончиком пойдет на кладбище, польет в последний раз цветы иуйдет в Камышовую — там, возможно, отправят, как инвалида, на Большую землю.

Сергушин прибрал квартиру, собрал что было съестного, осмотрел комнату, взял свою палочку, флягу, бидончик, приготовленный чемоданчик с бельишком — и вышел.

На площадке Игорь Петрович вставил ключ взамок, повернул два раза и спрятал в карман.

Обязательно вернется!..

За поворотом показался деревянный мостик с перилами. Сергушин подошел, заглянул внутрьколодца, с горечью, как всегда, заметил, что исегодня воды на донышке только. Пришлось потрудиться, чтобы наполнить бидончикс флягой инапиться самому.

Потом постоял у колодца минуту в молчании, словно отдавая дань уважения ему за воду, вздохнул и медленно побрел вдоль улицы Кази, вверх, пересекая Азовскую и Новороссийскую. А когда стал спускаться с лестницы в Карантинную слободку, к старому кладбищу, прищурил глаза от солнца и стал прикидывать: доберется ли к вечеру в Камышовую, успеет ли определиться на новом месте?

Сегодня он шел на кладбище на последнее свидание с женой. Когда еще придется побывать здесь? Вот и прикинул, что час, не менее, побудет у могилы и пойдет в Камышовую.

У входа на кладбище Сергушин вдруг услышал не то стон, не то зов. Осмотрелся — никого. Стон повторился. Игорь Петрович пожал плечами: очевидно, где-то раненый…

— Браток!..

Игорь Петрович вздрогнул: голос напоминал младшего брата.

Он?.. Здесь?..

И увидел метрах в тридцати замаскированную зенитку.

— Батя! Сюда-сюда!..

Близорукий, он пошел на голос и увидел бредущего навстречу шаткой походкой молодого матроса. Окровавленный бинт на голове напоминал красную повязку, По лицу размазаны полосами такие же кровяные сгустки.

— Водицы, папаша!..

И снова почудился голос брата.

— Ты, Саш, что ли? — и заспешил навстречу.

Матрос остановился.

— Не!.. Генка я. Генка!.. Понимаешь, батя, гада сбили мы, «мессера». А он успел нас покарябать маленько…