— Послушайте, где это вы раздобыли такой великолепный автобус? В жизни не видел ничего подобного. Когда я перегнал его с ребятами сюда, они мне все здесь показали. Они, кажется, искренне верят в то, что вы сами все сделали собственными руками. По-моему, вам помогал конструктор яхт.
— И то, и другое правильно.
Он в два приема, по-армейски проглотил виски и поставил стакан.
— Уложить мальчиков у себя мы не сможем, не хватит места, но накормить сумеем.
— Спасибо, Роджер. Честное слово, я очень признателен. Но в этом автобусе припасено еды на батальон, и мой батальон уже знает, как готовить самим.
Хотя он и заверял меня в противном, но я видел, что мои слова явно сняли камень с его души. Он определенно устал еще больше, чем я.
Я попросил его:
— Вы можете оказать мне любезность?
— Если сумею.
— Не говорите ничего определенного о том, где я сегодня. Скажем, если будут интересоваться полиция или Стрэттоны.
— Где-то влево от Марса, устроит?
— Как-нибудь будет день, — сказал я, — и отплачу.
Правда жизни, как сказал бы Тоби, напомнила о себе на следующее же утро.
Устроившись кое-как в джипе Роджера, я добрался с ним до его конторы около парадного круга. Пятеро мальчишек остались мыть автобус стиральным порошком, который они растворяли в ведрах и плескали на машину, чтобы потом растирать щетками с длинной ручкой и губками, поливая все водой из садового шланга, подсоединенного к колонке у дома Гарднеров.
Обычно такой гигантский водяной фейерверк заканчивался тем, что ребятишки промокали насквозь, а наш мамонт-автобус оставался полугрязным (мальчикам до смерти нравилась клоунада с водой в цирке). Я порекомендовал миссис Гарднер зайти в дом и закрыть глаза и окна, и после того, как первое ведро пены промахнулось мимо ветрового стекла и вылилось все на Элана, она взглянула на меня испуганными глазами и воспользовалась моим советом.
— Вас не беспокоит, что они до костей промокнут? — спросил Роджер, когда мы удалились от места потенциального потопа.
— В них столько накопилось сжатого пара, что неплохо избавиться от него, — сказал я.
— Вы необыкновенный отец.
— Я этого не чувствую.
— Как ваши раны?
— Не спрашивайте, жуть!
Он хохотнул и, остановившись у дверей конторы, подал мне костыли. Я бы предпочел обходиться без них, но, казалось, сила у меня осталась только в руках.
Еще не было и половины девятого и Роджер едва успел отпереть дверь в контору, как по асфальтовой дороге к нам прибыла первая партия неприятностей. Роджер посмотрел через плечо на подъехавшую машину и в сердцах выругался: «У, педераст!» — он узнал, кто это приехал. «Сволочь Кит».
