ЗЮКИНА. Нет.
ЗЮКИНА. А любимый человек? Неважно - муж, не муж?
ЗЮКИНА. Муж.
СПИВАК. Сидит?
ЗЮКИНА. Нет. Воюет. Танкист. При чем тут все это?
СПИВАК. Объяснения - потом. А пока представьте: кончи
лась война, объявили амнистию, вы вышли, вернулись в
родной город. Поселились в гостинице...
ЗЮКИНА. Со справкой об освобождении? Кто меня пустит в
гостиницу? У тетки.
СПИВАК. Пусть у тетки. Вы знаете, что ваш муж в городе,
в любой момент может прийти. Но вы не знаете, что он... До
пустим, он обгорел в танке. Стал неузнаваемым - внешне. По
нимаете? Он - и не он. Попробуем. (Школьникову.) Войдете по
моему знаку. (Зюкиной.) Начали.
Зюкина входит в выгородку. Постепенно движения ее обре
тают свободу, с лица исчезает привычная для всех лагерников
настороженность и ожесточенность. Но если бы режиссер
спросил ее "Что вы сейчас делаете?" - она не ответила бы:
"Жду мужа". Нет, с ней происходит что-то совсем другое.
Спивак поднимает руку, готовясь подать знак Школьнико
ву. Но прежде чем он успевает это сделать, за кулисами раз
дается грохот: в темноте зацепившись за что-то винтовкой,
на сцену вваливается КОНВОЙНЫЙ.
С криком ужаса и отчаяния Зюкина отступает к стене.
КОНВОЙНЫЙ. Тю! Чего она?
ШКОЛЬНИКОВ (Зюкиной.) Что с вами?
СПИВАК. Текст!
ШКОЛЬНИКОВ. "Чего вы боитесь?"
ЗЮКИНА. Не могу больше... не могу! Да что же это за
треклятая жизнь?! Кругом вертухаи, лягавые! Даже в мыслях, в
мечтах!.. Я больше не могу!..
СПИВАК. Текст!
ШКОЛЬНИКОВ. "Не бойтесь! Я ваш собрат по искусству,
или, лучше сказать, ремеслу..."
Пауза.
СПИВАК. Прервемся. Все верно, Серафима Андреевна. Не из
нашей пьесы, но все верно. Все правильно. Все. Все.
Фролова наливает в кружку воды, дает Зюкиной. Зюкина
пьет.
КОНВОЙНЫЙ. Товарищ старший лейтенант, разрешите, это...
тут посидеть? А то третий день в караулке. Гогочут, ржут. Ну
их. Как кони. Грубый народ. Я, это, тихо. А?
ШКОЛЬНИКОВ. Ефим Григорьевич?
СПИВАК. Пусть сидит.
Конвойный пристраивается в глубине сцены.
ШКОЛЬНИКОВ (Зюкиной). Лягавый - это вы про меня?
СПИВАК. Не отвлекаться! Продолжаем работать. Теперь я
отвечу на вопрос Серафимы Андреевны. "При чем тут все
это?" (Обращаясь, в основном, к Школьникову.) Принято
думать, что в театре все ненастоящее. Величайшее
заблуждение. Театр существует две тысячи лет и будет
существовать, пока люди остаются людьми. Именно потому, что
в театре все всегда настоящее. Ибо творится воображением
артиста и зрителя. Вот - стул. (Опускается на него.)
