— Если вы спросите меня, — сказал отец, — здесь лучше всего дичь. У тебя есть еще фазаны?
— Я посмотрю, — глухо ответил официант.
Он поклонился и ушел.
Она глядела ему в спину, пока он шагал к кухне: у него острые лопатки, как у какого-нибудь тощего мальчишки. Ей хотелось уткнуться: глазами, носом, губами — всем лицом в эту худую спину, обхватить его руками и вместе с ним проснуться от страшного сна, у которого нет ни малейшего шанса закончиться скоро. А ребенок напротив нее, кажется, уже догадался, что она шпионка в этом проклятом Замке и что приехала сюда не ради еды, как все остальные, а по какому-то запретному делу. И все вокруг, казалось, знали, зачем она здесь: человек за стойкой аперитив-бара, гардеробщик, охранник на парковке, смотревший на нее всякий раз, когда заходил чего-нибудь выпить; гости с раздувшимися от еды и питья лицами и их жены, честно заслужившие свой субботний прием пищи — весь мир вдруг превратился в бутафорский ресторан, полный довольных и сытых гостей, жующих своими крепкими челюстями… И никто, кроме нее, не находил ничего странного в том, что официанты — заключенные, а администраторы — надсмотрщики, все это было совершенно естественно, все они уже были пойманы и приговорены к пожизненному перевариванию пищи.
— Зачем ты приехала? — прошептал он, нагнувшись к ее уху, пока умело перекладывал вилкой и ложкой кусок разделанного фазана с подноса на ее тарелку. — Горошка?
— Нет, спасибо…
Она чувствовала его дыхание на своих волосах; этот его знакомый запах все-таки пробивался сквозь резкую вонь какого-то дезинфицирующего средства, которым была пропитана его рубашка.
— А как еще мне тебя увидеть?
— Существуют дни посещений…
— Тогда к тебе приезжают жена и дети…
— Это глупо! — сказал он, наливая вино в бокал, а затем накрыл новой чистой пепельницей использованную и ловко вернул чистую на стол.
Мужчина жевал зубочистку.
— Такого обслуживания нет нигде! — сказал он, обращаясь, на всякий случай, больше к своей жене, чем к ней. — Надо отдать им должное!
Она хотела сказать: «То, что вы едите в бывшей графской конюшне, еще не повод вести себя как кони!» Но нет. Она молчала.
— Как фазан? — спросила женщина.
— Превосходный, — ответила она.
Теперь он стоял, прислонившись к колонне возле тележки с пирожными. Они обменивались взглядами в отражении в темном стекле, чтобы не привлекать к себе внимания. К нему подошел сзади администратор и теперь что-то говорил ему на ухо, холодно улыбаясь. Он выслушал, едва заметно вытянувшись по стойке «смирно», рассеянно кивнул головой и ушел к последнему столику в ряду поменять пепельницы. В полной тишине, неожиданно повисшей над обглоданными костями, она услышала, как жует семья за ее столом. Отец словно высасывал последние соки из влажной зубочистки, которая, подобно маятнику, перемещалась из одного в другой угол его рта. В руке женщины, точно на уровне сжатых зубов девочки, был лист зеленого салата, наколотый на вилку. По салату стекало масло.
