Помню, как после ужина я прокрадывался в дальний угол комнаты и сидел там в полутьме, тихо, как мышонок: старался дышать еле-еле, чтобы не услыхала мать и не прогнала бы спать.
После ужина дядя Гриша непременно что-нибудь рассказывал о своей жизни на фронте.
Мне запомнился один такой рассказ, как он на своем одноместном самолете сражался с двумя германскими истребителями.
Дядя Гриша достал из чемодана пробковую каску и показал в ней маленькую дырочку.
— Вот как смерть летает! — сказал он, надевая каску на голову.
Немецкая пуля пробила каску на волосок от головы дяди Гриши.
После итого рассказа я всю ночь но спал. Я бредил… Мне снилось, как высоко-высоко в небе летает дядя Гриша, а рядом с ним кружит смерть… Дяди Гриша увертывается, скользит на одно крыло, падает камнем вниз, чтобы через секунду опять «свечой» взмыть кверху. Самолет его маленький, блестит на солнце… А за ним гонится смерть, как стая черных воронов. Они окружают его сверху, снизу, с боков. Но он, кружась, забирается все выше и выше… И вдруг… падает им на спины и начинает клевать, долбить…
— Так их… так!.. — кричу я и мечусь в постели.
— Павлик! — окликает, проснувшись, мать. — Что ты?
— Опять Гришкиных басен наслушался!.. — ворчит отец. — Говорил тебе, гони мальчонку спать!
Отпуск кончился. Дядя Гриша опять собрался на фронт. Настал последний вечер. Пили чай дольше, чем обычно, и молча. Не спорили о том, кто кого побьет: наши немцев или наоборот. Не хотелось спорить перед расставаньем. Однако отец не вытерпел и, прощаясь с дядей Гришей, сказал:
— Нет, брат, что там ни говори, а накладут нам немцы по шее! К тому дело идет.
Дядя Гриша усмехнулся и присвистнул:
— Небось!..
Тут его взгляд остановился на мне, и он вдруг рассмеялся так весело и радостно! Бывало так прежде он смеялся, когда плавал со мной наперегонки.
— Не накладут, Павлик, нам немцы?
— Небось!.. — ответил я в тон ему и очень серьезно.
Все засмеялись.
Никто тогда не знал, о чем думал я.
А думал я вот о чем: стать летчиком и так же, как дядя Гриша, приезжать к отцу в отпуск и задиристо с ним спорить, что наших никогда не побьют.
Я уже видел себя в мечтах, как иду по улицам родного города и все смотрят на мою пробковую каску, всю пробитую пулями, дырявую, как решето.
Я иду, посвистывая, подтянутый, прямой…
А вслед мне шепчут:
— Летчик!..
А через месяц после того, как дядя Гриша уехал на фронт, пришла телеграмма. В ней было написано, что немцы убили дядю Гришу…
