Квику предстояло сесть за руль «шевроле» старой модели. Машина выглядела латаной-перелатаной от капота до крыльев. Но ради этой суммы он был готов даже заплатить вступительный взнос или управлять, если понадобится, «утюгом».
— Квик… Ну это же несерьезно!
— А как, по-твоему, можно сделать себе имя?
Спутанные ветром волосы, глаза, устремленные вдаль, затуманенные мечтами о будущей славе, — едва ли он в эти минуты помнил о Лон. Он уже слышал яростный рев моторов, видел, как заносит его машину на масле и на льду. А вот и огненная стена, и другие машины, которые преграждают ему путь, пытаясь столкнуть в ров. Где-то в подсознании возникло неясное видение: белые стены, больничные кровати… Нет, это не сегодня… И не завтра… А потом…
— Ну, насмотрелась? Тогда пошли.
— Ко мне?
— Нет. Приятель уступил мне хату. Тебе понравится. Там классно.
Бросив последний взгляд на стадион, они обогнули ржавую решетку центрального входа и пролезли через дыру в стене под трибунами.
— Почему не ко мне?
Он легонько щелкнул Лон по носу.
— Потому что твоя мать думает, что мы все еще в Калифорнии, и там, куда мы поедем, она тебя не найдет. — Квик обнял девушку за плечи, прижал к себе, и они побежали к машине, которую оставили чуть дальше, на пустыре.
* * *
— Но я не только от своего имени говорю.
— Послушай, Джереми. Мне осточертела ваша болтовня — долг, родина и что там еще…
— Пойми, сейчас нельзя допустить ни малейшей ошибки. На тебя будет смотреть вся страна.
— А мне плевать! Оставьте меня в покое! Я же не тарабаню в вашу дверь, когда у меня проблемы.
— Пегги, ты ведь знаешь, что мы всегда готовы тебе помочь.
— Ну как же! Мчитесь наперегонки.
— В чем ты нуждаешься?
— В деньгах! — рявкнула Пегги.
В аэропорту ее встречал мужчина, чье появление там программой не предусматривалось. Это был шофер Джереми Балтимора, младшего брата Скотта. И ей пришлось сесть в его длинный «кадиллак». Всякий раз, когда она возвращалась в Штаты, повторялось одно и то же: Балтиморы донимали ее советами и рекомендациями о том, что следует и чего не следует делать. Когда они наконец сообразят, что она — вдова Сократа Сатрапулоса, а Скотт и все, связанное с ним и его родственниками, осталось в прошлом. Правда, семейство первого мужа выплачивало ей ежегодно сто тысяч долларов, но это были гроши, которых едва хватало на косметику и на горничную.
Джереми, стараясь сдержать приступ охватившего его гнева, примирительно произнес:
— Пегги, мы просим тебя в последний раз.
