Я знал, что мама умрет.
Умрет этой глухой и безнадежной декабрьской ночью.
Ничего даже не выяснив у врача, я не сомневался, что в невидящих маминых глазах уже не отразится следующий рассвет.
К утру будет все кончено.
Включая мою собственную жизнь.
Отойдя от больницы на достаточное расстояние, я вдруг опять подумал о той чудовищной связи, что связывала меня и маму.
И понял, что без мамы не смогу жить.
Но даже если и смогу — то это будет уже не та жизнь, какую я имел при ней.
Она отодвинулась куда-то на последний план.
Я забыл все. Недавние мечты, свой талант живописца и планы, которые еще не рухнули до конца.
Ощущая сквозь пустоту ночи доносящееся из далекой затхлой больницы мамино слабеющее дыхание, я мотался по мрачному городу с единственной целью: найти себе смерть.
Любым способом.
Провалиться в колодец.
Или напороться на чей-то нож, быть ограбленным и убитым.
Тем более, мое шикарное пальто, широкополая шляпа и чертова трость с набалдашником, которую я по привычке захватил с собой даже в больницу, издали выдавали добычу.
Я искал смерти, как отчаявшийся солдат в бою.
Я почесывал самые дурные кварталы нашего города, которые нормальные люди обходили даже днем.
Шел наперерез темным компаниями, вываливающимся из затаившихся подворотен.
Но провидение хранило меня.
Меня никто не тронул.
Даже когда я, нагло помахивая тростью, врезался прямо в гущу идущих навстречу пьяных молодчиков, нарываясь на скандал, драку и вожделенное убийство — шатающиеся фигуры расступались, шарахались от меня, как от прокаженного, и молча пропуская сквозь себя.
Лишь несколько ночных женщин пытались окликнуть меня, отчаявшись найти клиента.
Я не слышал ничего.
Я ходил по городу, прислушиваясь к своим внутренним часам.
Было около пяти утра, когда сердце мое екнуло и оборвалось.
Я понял, что в этот момент в вонючей раковой больнице умерла моя мама.
И круто повернувшись, пошел обратно прямо по своим следам…
В маминой палате стало как-то иначе, чем было.
Я не сразу осознал, что произошло.
Лишь приглядевшись, понял: мамина койка пуста.
Убраны одеяло, подушка, снято белье. Остался лишь старый, покрытый бурыми пятнами матрас.
А у стены, не замеченная мною сразу, стояла высокая каталка на резиновых колесах. На которой лежало нечто плоское, прикрытое белой простыней.
У меня затряслись руки и остановилось сердце.
Я осторожно приподнял ближний ко мне край.
Снизу вверх на меня взглянуло запрокинутое мертвое лицо.
