"Мама, папа, я отправляюсь на север, на золотые прииски. Хочу намыть золота и открыть свое дело, доказать, что я могу жить и без вас, что-то значу в этом мире! Не ищите меня, это бесполезно - я все равно домой не вернусь! Я вам напишу письмо как только устроюсь на месте.
Ваш любящий сын Илар"
Проделав этакое хитроумное жульство, Илар мог рассчитывать на то, что ему дадут спокойно сдохнуть на дороге в незнакомом месте, на неизвестной речке. К путникам теперь он опасался подходить, как известно - тот, кто обжегся горячим молоком, в будущем начинает усиленно дуть даже на холодную воду. По крайней мере так говорили в городке лесорубов и плотников.
Голова Илара соображала сейчас плохо, но все-таки он успел заметить при свете угасающего дня, что с просеки вглубь леса ведет старая дорога, почти незаметная и заросшая. А раз есть дорога, то куда-то она должна привести? Избушка лесников, или же косарей, а может землянка золотоискателей - тут было золото, но не в таких количествах чтобы его начали усиленно добывать. Здешние россыпи бедны и не стоили труда, затраченного на добычу этих крупинок.
Впрочем - поговаривали что некоторые удачливые искатели не уходили из этих мест без хорошей добычи. Хотя и возможно, что все рассказки о самородках были лишь плодом мечтаний лесорубов, мечтающих о лучшей доле - нашел самородок, и сиди себе в трактире, попивай пиво, а не маши здоровенным топором с рассвета до заката.
Забросив похудевший мешок за плечи, Илар потрусил по теряющейся в сумерках дороге прямиком в лес. Теперь, после встречи с "добрыми людьми" темный, машущий еловыми лапами лес казался Илару гораздо более ласковым и добрым чем люди, уже показавшие свою злую натуру. Лес ее еще не показал.
Через минут пятнадцать бега трусцой, после того, как Илар едва не выколол себе глаз сухим сучком и не сломал обе руки, дважды упав через поваленное дерево, искатель приключений выскочил на большую поляну посреди леса, на которой стоял дом, или скорее избушка - бревенчатая, вросшая в землю, с крохотным окошком, из которого лился зыбкий, дрожащий свет. Было похоже, что за окном на подоконнике горит свеча, и сквозняк, поддувающий из приоткрытой дощатой двери, колеблет пламя - тусклое, неверное, почти ничего не освещающее вокруг себя.
Илар осторожно подошел к окну, заглянул в него - мутное стекло, засиженное мухами и покрытое грязными потеками почти не пропускало свет, и рассмотреть что-либо в избушке было совершенно невозможно. Лишь пламя свечи, которое завораживало, приковывало внимание, билось в каком-то непонятном ритме, хотелось смотреть на него и смотреть, а еще - очень хотелось войти, прикрыть за собой дверь, сесть у очага и вытянуть ноги к пламени, облизывающему трещащие, пускающие слезу-смолу поленья. Мечта, конечно - над избушкой не было дыма из очага и если бы не свет свечи, ее точно можно было бы счесть брошенной еще много лет назад.
