Чем дальше они продвигались на север, тем становилось холоднее, что было вполне естественно. На каждом волоске лица Феррера — на бровях и ресницах, на бороде и усах, вокруг ноздрей — застыла ледяная бахрома. Он и его проводники шли, глядя сквозь черные очки на кратеры, образованные упавшими метеоритами, откуда в древности местные жители добывали железо для своих гарпунов и дротиков. Однажды они заметили вдали другого белого медведя, который в одиночестве сидел на льдине, возле полыньи, подстерегая тюленя. Поглощенный своим занятием, медведь не видел людей, но Ангутреток на всякий случай разъяснил Ферреру, как следует вести себя при встрече с таким зверем. Бежать нельзя — медведь бегает быстрее человека. Лучше всего отвлечь его внимание, бросив в сторону какой-нибудь яркий предмет. И, наконец, если стычка все-таки неизбежна и спасения нет, последнее средство: вспомнить, что все белые медведи — левши, так что, защищаясь, нужно бить именно с этой, более слабой стороны. Утешение весьма иллюзорное, но все же, все же…
Никакой траурной мессы на похоронах Делаэ не было, всего лишь скромная поминальная молитва в маленькой церкви на окраине города, рядом с метро «Алезья», около полудня. Когда Феррер прибыл в церковь, там уже собралось довольно много народа, но он никого не узнал. Никогда он не подумал бы, что Делаэ имел столько родных и друзей, хотя не исключено, что это были всего лишь отчаявшиеся кредиторы. Он скромно встал в глубине церкви — не в последнем ряду, за колонной, но в предпоследнем, недалеко от колонны.
Люди только что вошли, или входили, или собирались войти; стараясь избежать чужих взглядов, Феррер уставился на кончики своих ботинок, однако спокойствие его очень скоро было нарушено: разрезав толпу собравшихся, к нему подошла и представилась бледная дама с испитым лицом, в костюме из дамассе — вдова Делаэ. «О Боже!» — вздохнул Феррер, который не знал, да и представить себе не мог, что его консультант был женат. Ну что ж, значит был, ничего не поделаешь; в конечном счете так даже лучше.
Однако, как поведала ему вдова, они с Делаэ не жили вместе последние шесть лет; да-да, они жили на разных квартирах, правда, недалеко друг от друга. Ибо они сохранили добрые отношения, перезванивались раз в три дня, и у каждого из них был, на случай отсутствия другого, ключ от его квартиры, чтобы поливать цветы и забирать почту. И вот как-то, по прошествии недели, обеспокоившись молчанием Делаэ, она пошла к нему и обнаружила его бездыханное тело на полу в ванной. «Вот в чем проблема одиночества», — заключила она, внимательно глядя на Феррера. «Да, разумеется», — подтвердил тот. Затем вдова Делаэ, по ее словам, много слышавшая о Феррере от покойного («Луи-Филипп вас очень любил!») довольно властно предложила ему занять место рядом с нею, впереди. «Охотно, охотно!» — лицемерно сказал он, нехотя пробираясь сквозь толпу. Но тут же сообразил, что присутствует на подобной церемонии впервые и не худо бы взглянуть из первых рядов, как все это выглядит.
