Анеба по-прежнему пристально смотрел на тощего охранника и что-то бормотал.
Сид же никак не мог решить, что хуже — ослушаться напарника или заполучить в подарок проклятие от страшного африканского колдуна.
— Схожу на палубу, — сказал Уиннер. — Следи за ними.
Да-да, у подводных лодок тоже есть палуба, они ведь иногда всплывают на поверхность. Сейчас, кстати сказать, это и произошло.
— Ага, — отозвался Сид.
Шаги толстяка затихли где-то наверху. Анеба приоткрыл глаза и встал с койки, сделал пару шагов для разминки и снова сел рядом с женой.
Сид с ужасом услышал, как темнокожий великан опять начал что-то ритмично бормотать — наверняка проклятие!
— Сид, ах, Сид, — напевал Анеба. — Ах ты, тощая палка от швабры, отдай мой телефон!
Бормотание складывалось в некое подобие белого стиха:
Отдай мне телефон, ты, тощий недоумок,
Отдай мне телефон, жалкий сын обезьяны.
Отдай мой телефон и ответь на вопрос,
Отдай же телефон и ответь на вопрос…
На ганском наречии это и впрямь звучало несколько угрожающе. К тому же Анеба не забывал время от времени повторять имя Сида, чтобы тот точно знал, о ком идет речь. В довершение спектакля «колдун» принялся очерчивать на полу широкий круг.
Продолжать так Анеба мог часами. Хотя в данном случае особая настойчивость ему не понадобилась. Гигант поглядел сквозь зеркало — прямо в глаза Сиду и сказал по-английски:
— Теперь ты отдашь мне телефон? Так ведь, Сид?
— Ага, — промямлил тот.
Вот так Анеба заполучил телефон. Вот так родители Чарли услышали сообщение сына… Вот потому-то Магдалина и расплакалась…
Потом вернулся Уиннер, увидел, что произошло, отобрал у пленников телефон и выбросил его за борт.
Именно в этот момент пятнистая кошка и решила, что пора действовать.
Чарли полагал, что следующий день будет относительно спокойным. В самом деле, ну чем циркачи могут заняться в открытом море? Как же он ошибался…
С утра мальчик пошел к мадам Барбю, надеясь позавтракать вместе с ней. По дороге он наткнулся на акробатов — на тех самых маленьких итальянцев, которых он встретил за ужином. Итальянцы репетировали. Самый старший — видимо, отец — был одет в изрядно потертое трико и в данный момент висел, ухватившись мощными руками за трапецию. Мужчина слегка покачивался, совсем как свежевыстиранная простыня, которую вывесила рачительная хозяйка. Вдруг акробат принялся раскачиваться сильнее. И еще сильнее! И еще! Чарли не успел ничего сообразить, как итальянец уже крутил на трапеции стремительное «солнышко». То он внизу, то снова наверху… Уследить за столь быстрыми перемещениями было решительно невозможно. Мальчик стоял, разинув рот. Но вот вращение снова замедлилось, и через десяток секунд акробат опять висел на трапеции, мерно покачиваясь, как влажная простыня. Чарли не удержался и громко зааплодировал.
