Все врали про то, откуда получаются дети.
Врали и в школе, и дома, и во дворе. Никаких тут нет ни тычков, ни тычинок, ни глупостей, просто однажды тебе дается награда — пока непонятно, за что. У многих женщин так получается: каждый день ходишь в туалет, как обычно, а однажды — ребенком. Но есть условие — сначала надо пройти через смерть. И тут девочке начало казаться, что она не так уж орала, что она почти что терпела — и именно за это получила подарок.
Вот оно что! Детей дают тому, кто старается быть хорошим, раскаивается в ошибках и терпит. Поэтому так уважают матерей, говорят, что «мама» — это слово святое. Если женщина смогла вытерпеть и не очень испугаться — ей дают малыша. А девочка, если честно, вела себя не очень прилично, поэтому ребенок страшненький, черный и крошечный — на все ее дрянное терпение.
Если бы она не пикнула, был бы красивенький, белый и в кружевах. Но она же не знала! Если б ей сказали, что это надо для ребенка, то, конечно, она постаралась бы — вела бы себя тише воды, ниже травы… В ней шевельнулся кусочек обиды на маму за то, что не предупредила: ведь мама уж точно знала… Но тут же поняла: если предупредить, каждый будет терпеть, в этом и смысл — в испытании. И успокоилась.
— Умер? — спросила сонная лохматая тетка в махровом халате, заглядывая из коридора.
Девочка прислушалась. Пригляделась. Малыш лежал тихо-тихо. Тетка с брезгливостью и любопытством смотрела в грязный таз.
— Все в порядке, сдох, — подтвердила она.
Малыш не шевелился, молчал.
И вдруг скребнули ноготки, еле слышно.
— Живой, — прошептала мать будущей Магдалины.
— Все у нас через задницу, — зевнула тетка, — ничего не умеют. Не смотри на него — привыкнешь.
Привыкнешь! Разве к такому можно привыкнуть? Она — мама. Это — настоящий малыш.
— Да что ж ты сидишь здесь, блудня! Иди уже спать. — Медсестра ухватилась за таз. Девочка потянула его к себе. Старуха зорко глянула на нее, повела бородой, сказала ласково: — Я только помою.
— Я сама.
— Ты же пока не умеешь. Тебе спать надо, иди, я все сделаю.
Девочка неуверенно разжала пальцы.
Она побрела, придерживая руками тряпочный хвост, все сильнее чувствуя усталость, к «своей» кровати в углу коридора.
Много-много дверей, за ними все спят, и в другом корпусе спят — не светятся окна, и город весь спит, и где-то дома — далеко — спят папа с мамой, только она не спит, а глаза-то закрылись. Тихо, потрескивают длинные коридорные лампы. Да еле слышны вдалеке голоса врача, медсестры, шум воды и лязганье таза.
